Арлетт показала мне лачугу, где он затаился, и велосипед, спрятанный позади нее — велосипед был первой вещью, которую он купил на своими сворованные деньги. Я, не мог тогда точно сказать вам, где было его укрытие, но годы спустя, я определил его местонахождение и даже посетил его; просто неприметная постройка на обочине дороги с выцветшей рекламой Королевской Короны Колы нарисованной на стене. Она была в нескольких милях за пределами западной окраины Омахи и в пределах видимости от Города Мальчиков, который начал функционировать год назад. Одна комната, единственное незастекленное окно, и без печи. Он покрыл велосипед сеном и сорняками и строил свои планы. Потом, приблизительно через неделю после ограбления Первого Сельскохозяйственного Банка — к тому времени интерес полиции к очень незначительному грабежу утих — он начал совершать велосипедные поездки в Омаху.
Глупый парень отправился бы сразу к католическому приюту Святой Евсевии и попал бы в ловушку к полицейским Омахи (поскольку шериф Джонс не сомневался, что он объявится), но Генри Фримен Джеймс был умнее. Он разузнал местоположение приюта, но не приближался к нему. Вместо этого он искал ближайшую кондитерскую и стойку для продажи газировки. Он справедливо полагал, что девочки будут часто посещать их всякий раз, когда смогут (что было всякий раз, когда их поведение заслуживало свободный день, и у них было немного денег в их сумках), и хотя девочки Святой Евсевии были не обязаны носить форму, их было достаточно легко отличить по неряшливыми платьями, опущенным глазам, и поведению поочередно, кокетливому и капризному. Эти с большими животами и без обручальных колец были особенно заметны.
Глупый парень попытался бы завязать разговор с одной из этих несчастных дочерей Евы тут же у стойки для продажи газировки, тем самым привлекая внимание. Генри занял позицию снаружи, у выхода из переулка, проходящего между кондитерской и галантерейной лавкой рядом с ней, сидя на ящике и читая газету, с велосипедом прислоненном к стене рядом с ним. Он ждал девушку, немного более смелую, чем одну из тех, что довольны простым потягиванием своих молочных коктейлей и затем спешащих обратно к сестрам. Это означало девочку, которая курила. На его третий день в переулке, такая девушка появилась.
Я нашел ее позднее, и поговорил с нею. Не требовалось большого расследования. Я уверен, что Омаха походила на огромный город для Генри и Шеннон, но в 1922 году она была лишь немного крупнее, чем средний городок на Среднем Западе с городскими претензиями. Виктория Холлетт, ныне респектабельная замужняя женщина с тремя детьми, но осенью 1922 года, она была Викторией Стивенсон: молодой, любопытной, непослушной, на шестом месяце беременности, и обожающей сладкий махорочный табак. Она была достаточно счастлива взять одну от Генри, когда он предложил ей пачку.
— Возьми еще несколько про запас, — предложил он.
Она засмеялась.
— Я должна быть в отчаянии, чтобы сделать это! Сестры обыскивают наши сумки и выворачивают наши карманы наизнанку, когда мы возвращаемся. Мне продеться сжевать три пластинки «Блэк Джека» только, чтобы избавиться от запаха этого окурка из моего дыхания. — Она погладила выпуклый животик с озорством и вызовом. — У меня проблемка, как ты, наверное, заметил. Плохая девочка! И мой милый сбежал. Плохой мальчик, но мир это не волнует! Поэтому придурок засадил меня в тюрьму с пингвинами для охраны…
— Я не понимаю тебя.
— Блин! Мой папа придурок! А пингвинами мы называем сестер! — Она засмеялась. — Ты прям сельский простофиля! Еще какой! В любом случае, тюрьма, где я отбываю срок, называется…
— Святая Евсевия.
— Теперь ты догоняешь, Джексон. — Она выдохнула дым свой сигареты, сузив глаза. — Послушай, держу пари, что знаю, кто ты — дружок Шен Коттери.
— Возьми с полки пирожок, — сказал Хэнк.
— Ну, я бы не подходила ближе двух кварталов к нашему приюту, это мой совет. У полицейских есть твое описание. — Она весело засмеялась. — Твое и полдюжины других тоскующих придурков, но среди них ты один такой зеленоглазый мужлан, и только одна симпатичная девушка вроде Шеннон. Она настоящая красотка! Мяу!