— Не просто подвыпившая? Она пьяная?
— Не удивляйся; только поступая по своему, она становится счастливой. Конечно, четырнадцать лет с ней достаточно долгий срок, чтобы объяснить тебе это.
Нахмурившись, он прислушался к звукам с веранды, где женщина, которая родила его, начала резкое, но дословное исполнение «Грязного МакГи». Генри хмурился от этой кабачной баллады, возможно из-за припева («Она была не прочь, помочь ему засунуть его / Для этого, был вновь готов Грязный МакГи»), но вероятнее из-за того, как нечленораздельно она произносила слова. Генри год назад дал клятву Методистскому Молодежному Братству, во время кемпинга под открытым небом в День труда. Я порядком наслаждался его шоком. Когда подростки не мечутся как флюгера при сильном ветре, они столь же жестки как пуритане.
— Она хочет, чтобы ты присоединился к нам и выпил бокал вина.
— Пап, ты же знаешь, я дал обет Богу, что никогда не буду пить.
— Ты должен выпить с ней. Она хочет отпраздновать. Мы все продаем и переезжаем в Омаху.
— Нет!
— Ладно… посмотрим. Это действительно твое дело, сынок. Выйди на веранду.
Его мать, пошатываясь, поднялась, когда увидела его, обхватила за талию, прижав свое тело слишком плотно к нему, и стала покрывать его лицо экстравагантными поцелуями. Неприятно пахнущими, судя по тому, как он гримасничал. Тем временем, Заговорщик наполнял ее стакан, который снова был пуст.
— Наконец то мы все вместе! Мои мужчины прозрели! — Она подняла свой бокал в тосте, и выплеснула добрую его часть на свою грудь. Засмеявшись, она подмигнула мне. — Если будешь хорошо себя вести, Уилф, сможешь позднее высосать его из ткани.
Генри растерянно смотрел на нее с отвращением, когда она шлепнулась обратно в свое кресло, задрав юбки, и засунув их между ногами. Она увидела его взгляд и засмеялась.
— Не стоит быть таким ханжой. Я видела тебя с Шеннон Коттери. Маленькая шлюшка, но у нее красивые волосы и миленький маленький лобок. — Она выпила залпом оставшуюся часть вина и рыгнула. — Если ты еще не потрогал его, ты идиот. Только тебе стоит быть осторожным. В четырнадцать лет, ты уже созрел, чтобы жениться. В четырнадцать, между ног, ты уже достаточно созрел, чтобы жениться на своей кузене. — Она посмеялась еще немного и протянула бокал. Я наполнил его из второй бутылки.
— Пап, ей достаточно, — сказал Генри, не одобрительно словно пастор. Над нами, первые звезды подмигивали на всем протяжении необъятной плоской пустоты, которую я любил всю свою жизнь.
— Ну, не знаю, — сказал я. — Истина в вине, вот, что сказал Плиний Старший… в одной из тех книг, над которой твоя мать, всегда глумилась.
— Держит плуг весь день, нос в книге всю ночь, — сказала Арлетт. — Кроме тех случаев, когда у него есть кое-что еще во мне.
— Мама!
— Мама! — передразнила она, затем подняла бокал в направлении фермы Харлана Коттери, хотя она была слишком далеко от нас, чтобы увидеть огни. Мы, вряд ли увидели бы их, будь она даже на милю ближе, теперь, когда кукуруза была высоко. Когда лето приходит в Небраску, каждый сельский дом становится кораблем, плывущим в огромном зеленом океане. — Вон, Шеннон Коттери и ее совершенно юные груди, и если мой сын не знает цвета ее сосков, он болван.
Мой сын не ответил на это, но то, что я увидел на его мрачном лице, порадовало Заговорщика.
Она повернулась к Генри, схватила его руку, и пролила вино на его запястье. Игнорируя его легкое отвращение и изучая его лицо с внезапной суровостью, она сказала:
— Только смотри, когда вы ляжете с ней в поле или позади сарая, ни проткни ее. — Она сжала свободную руку в кулак, высунула средний палец, затем использовала его, чтобы очертить круг вокруг своей промежности: левое бедро, правое бедро, правая часть живота, пупок, левая часть живота и снова к левому бедру. — Исследуй все, что захочешь, и трись вокруг этого своим малышом, пока он не почувствует себя хорошо и не плюнет, но остерегайся укромного места, чтобы не оказаться запертым на всю свою жизнь, как твои мама с папой.
Он встал и вышел, так и ни обронив ни слова, и я не виню его. Даже для Арлетт, такое поведение было чересчур вульгарным. Должно быть, он видел перед своими глазами ее превращение из матери — сложной женщины, но порой нежной — в дурно пахнущую госпожу из публичного дома, инструктирующую неопытного молодого клиента. Все было достаточно плохо, но он был влюблен в девочку Коттери, и это все усугубляло. Очень молодые люди не могут не возвести свою первую любовь на пьедестал, и если кто-то приходит и плюет на их идеал… даже если это, оказывается, мать…