Нина и правда согласилась приехать. На следующий день они сидели вместе. Она задумчиво листала рукопись, а потом произнесла:
- Не терпится узнать, о чем там речь?
- Еще бы! Только язык какой-то... И письмо...
- Любое письмо можно расшифровать, есть специальные компьютерные программы. Только нужен достаточный материал - такой рукописи хватит за глаза. Сделаем так: книгу все равно надо изучить и поместить в хранилище, потому что цена такой - миллионы долларов. Понимаешь, если это узнают какие-нибудь... "ценители", они тебя просто шлепнут. Но что интересно... Вот эти всадники похожи на средневековых рыцарей - да и лица, кажется, европейские. Но буква к Европе не имеют никакого отношения. Может, мы тут сделаем сенсационное открытие? Слава, научные звания, гранты, опять же. Попробовать стоит...
- Ты права, - согласился Миша. - Но...
- Перевод я тебе принесу, как будет готов. Даже если - допустим - язык самый экзотический. Можно даже провести анализ грамматики. Заодно и язык выучишь.
- Хорошо. Договорились!
Позвонила она месяц спустя - как раз вчера, голос был удивленный, встревоженный. Попросила срочно встретиться - только не дома, а в парке, где больше никого не будет. Миша удивился - отчего бы такая секретность? - но согласился. И вот подруга детства стояла напротив. Докурила дамскую сигаретку, выбросила окурок в сугроб и протянула папку.
- Тут тебе и перевод, и фотокопии каждого листа, и выявленные правила грамматики.
- Что за язык? - поинтересовался Миша. Честное слово, последнее время это занимало его даже больше сюжета. Хотелось даже попробовать выучить неизвестный язык. Просто так, ради интереса - чтобы когда-нибудь прочитать текст в подлиннике - точнее, естественно, в копии.
- Сколенский.
- Какой? Не слышал о таком!
- И никто не слышал! - удивленно произнесла Нина. - Ты хоть понимаешь, что на Земле такого языка нет?! Просто нет вообще - и все!
- Как это? - тупо спросил Миша. - Какой-то умник язык придумал? Типа Толкиена...
- Ага. И написал свою выдумку на пергаменте отличного качества, для чего купил и забил полсотни молочных телят, особым образом выскоблил и продубил кожу. А еще сделал краски на основе золота и серебра. Между прочем, это работа для нескольких человек и не на один месяц. Потом кустарно приготовил чернила, и, наконец, сам же сделал серебряный оклад, инкрустированный настоящими бриллиантами. Каким надо быть фанатом, чтобы так уродоваться, и для чего?
- Ну, если продать за десятки миллионов...
- Не продашь. Специалист сразу определит, что рукопись новая, кожа совсем не закостенела. А чернила и краски изготовлены недавно. Углеродный анализ - слышал про такую штуку?
- А если... еще зачем-нибудь?
- Ну, и зачем тратить бешеные деньги, придумывать никому не известный язык, если выручку все равно не получишь?
- Ну, не знаю...
- И я не знаю. Значит, что случилось вовсе невозможное.
- Например?
- Если не брать в расчет фантастику...
- Ну-ну?
- Не знаю, честно. Может, псих какой? Но откуда у него такие деньги? И познания в филологии. Там у существительных девять падежей, а только настоящих времен обнаружено пять. И числа - единственное, множественное и двойственное. Язык архаический, но с простонародными, разговорными оборотами. Современный человек, если не филолог и не спец по древним языкам, такого бы не придумал. А филологи... Таких, чтобы это сделали просто так, среди нас нет.
- А твои коллеги что думают?
- Тоже ничего не понимают. Неделю назад на ученом совете обсуждали. Решено отправить на экспертизу в РГАДА и оставить в покое. Там, конечно, ее изучат - но придут к тем же выводам, что и мы. На всякий пожарный микрофильмируют, внесут в опись - и забудут. Может, потом кто-нибудь диссертацию сделает... По крайней мере, она сохранится на века. Ладно, ты же переводом интересовался?
- Да! Давай!
- А что надо сказать? - хихикнула Нина.
- Спасибище!
- Читай. Сильная вещь, хоть и слог архаичный. Правдоподобно и жутко. Читала - плакала.
- О чем хоть?
- Как следует из названия - об Эвинне из Верхнего Сколена. А вообще - о таких, как мы, людях, но попавших в большую беду. Прочитай перевод - все и узнаешь.
Миша кивнул, принимая пухлую папку. В папке было, наверное, листов сто пятьдесят. Да и весила она порядочно.
- Благодарю, Нин.
- Не за что. Самой было интересно. Читай на здоровье. А еще, мой тебе совет, изложи современным языком и издай. Если получится, станешь знаменитым. Писатель-фантаст Михаил Кукушкин - неплохо звучит...
"Мысль! - восхитился деловой сметкой подруги Миша. - Может, и правда попробовать?"
"Болота замерзли, лишь кое-где чернели полыньи, но их легко было обходить. Потому Эвинна не стала петлять, выискивая места помельче, а пошла напрямик, через самые зловещие топи. Зимние болота встретили ее тишиной и кратким и хмурым зимним днем. Тяжелые облака неслись по небу, и не было в них ни малейшего просвета. Выл ветер в далеких и чуть заметных в предвечерней мгле елях. Шелестел бурый мерзлый камыш, хрустел снег под ногами. И везде - ни души, даже зверья не было. Грустный, покинутый всеми мир, словно впавший в предсмертную кому..."
Текст захватил. Сперва предложение Нины казалось шуткой, а теперь захотелось увидеть его изданным. Полная боли и ярости повесть, яркая и страшная, цепляла по-настоящему. Даже при старомодном, напоминающем какой-то древний эпос, слоге временами казалось, что над головой не потолок квартиры, а усыпанное звездами небо, своды храмов неведомых богов - или пыточный каземат. А этот запах, настойчиво лезущий в ноздри - не от подгоревшей на кухне еды (проклятье, опять забыл!), а от сгоревших городов и деревень.
Нина права. Они там и правда страшно воевали, пытаясь исправить грехи и ошибки отцов. Пытались повернуть назад колесо истории. Захлебываясь кровью, насмерть дрались за свою родину. Как, впрочем, и те, другие, сражавшиеся за свою империю. И в смертельной схватке ни те, ни другие не давали пощады - сжигали пленных на кострах, сажали на колья, резали целыми деревнями. А главную героиню...
Дочитав, как с ней расправились победители, Миша почувствовал себя так, будто узнал о смерти близкого человека. Такое не смог бы написать сторонний человек. Только тот, кто сам познал ужас разгрома и гибели друзей, кто скрывался от карателей и бессильно смотрел, как угоняют в рабство соотечественников. Тот, кто отчаянно резался на улицах пылающих городов. Чью молодость дотла выжгли горе и ненависть. Казалось бы, как в такой книге может найтись место любви? А вот поди ж ты, нашлось. Да какой любви - преданной и яркой, ради которой можно, не задумываясь, идти на смерть.
Интересно было и изучить фотокопию. Непонятно, чем Мишу, раньше не очень-то любившего иностранные языки, заинтересовала эта странная вязь, непохожая ни на одно письмо мира, и в то же время похожая на все сразу. Была в ней чеканная строгость латиницы, размашистость кириллицы, летящая легкость арабской вязи, странное, неуловимое изящество букв деванагари... Миша начал изучать записи Нины, касающиеся грамматики неведомого - как она его назвала, сколенского? - языка. И, как ни странно, почти научился читать и писать по-сколенски. Не получалось только говорить, без носителя языка все попытки филологов с Нининой кафедры реконструировать фонетику нельзя было принимать на веру. Но кое-что они сделать смогли: восстановлено же звучание многих древних языков!