- Ки хаттэ схеттра авакти хэ саи, Моррест-катэ борр, Амори-кхилла марро калаи ме.
На сей раз во фразе попались сразу несколько распространенных слов, и Миша понял общий смысл. Что-то вроде "Если с вами что-то случится, почтенный Моррест, король Амори оторвет нам голову". Все-таки, кто такой Моррест? Явно он для чего-то был нужен королю. Значит, за борт, как "зайца", не кинут - если, конечно, не раскусят подмену. Уже кое-что.
Плохо иное: у нового придворного наверняка найдутся соперники. Или оклевещут, или отравят, так что надо бы поосторожнее. Впрочем, с галеры все равно не сбежишь. Чтобы не обвинили в убийстве прежнего хозяина каюты и не растянули на дыбе, придется изображать этого... Морреста. Допустим, он летописец. Благо, в "Сказании" хватало информации по истории и Сколена, и Алкского королевства. Хорошо бы вспомнить сколенские слова: увы, он успел выучить всего штук пятьдесят, но на первое время должно хватить. Путаясь в артиклях, падежах и временах, отчаянно напрягая память, Михаил произнес:
- Ап ки латтрэ сайдэ ки сэттон? Кейсэ ааве Алкриф хэ?
Буквально получилось: "Где сейчас мы находимся ли? Как далеко Алкрифом находилась?". Но капитан и не ждал от гостя идеального сколенского. Никто не ждет от таджика-гастарбайтера язык Пушкина и Твардовского. А кто такой приглашенный из медвежьего угла Кетадринии ко двору летописец? Да, по сути тот же гастарбайтер. Гастарбайтер умственного труда, хе-хе...
- Ааве Алкриф ки асси тэ нарроги. Во хэ варрж даэ ки ааммро, Моррест-катэ.
"Уже близко. Через месяц будем дома, уважаемый" - худо-бедно понял Михаил. "Могло быть и хуже, - подумалось ему. - По крайней мере, не буду немым... Эх, надо было побольше слов выучить. Странно, что на голос внимания не обратил: получается, и голос, и внешность похожи на того, предыдущего. И все же - осторожность и еще раз осторожность. Постарайся вообще забыть, что ты не Моррест".
Интересно, этот кетадрин - дворянин? Или, совсем уж неплохо - жрец?
Часть 1. Кровь преданных
Глава 1.
Кровавые Топи
И тогда воскликнул лучший из ополченцев, сотник Эгинар: "Впереди нас враги, сзади - болото, где тоже засели враги, рыцари же наши бежали с поля боя. Нам некуда бежать, никто, кроме Богов и собственной храбрости, не протянет нам руку помощи. Давайте же сражаться и пробиваться к бродам, где мы найдем спасение. И тогда, даже если все мы погибнем, враг не сможет уже разграбить нашу землю и погубить наших детей, ибо и сам умоется кровью. Тогда никто не скажет, что нас перебили, как баранов, во время бегства".
"Сказание об Эвинне Верхнесколенской", III, 6 - 7.
Август выдался жаркий - конечно, по нынешним временам. Над Макебальским трактом целый день висела кисея пыли, в которой и бравые рыцари на статных жеребцах, и пешие ополченцы враз седели, а их одежда начинала напоминать одеяние мельников. Над этим шутили, но в меру: впереди не увеселительная прогулка. Распаленный безнаказанностью, уже мысленно похоронивший Империю, самозваный король Амори лично повел войско на Сколен. Здесь он рассчитывает нанести Империи смертельный удар... а найдет, с помощью Справедливого Стиглона, собственную смерть. Должен найти. Армия Империи, хоть и представляет собой лишь тень былых легионов, все равно сильнее алкского сброда. Сотня рыцарей, молодец к молодцу, восемьсот ополченцев со всего Верхнего и Нижнего Сколена - кто может противостоять такому войску? Когда колонна движется по дороге, ее хвост с обозом теряется в пыли - и кажется, что войско Империи неисчислимо.
Сотник Эгинар ван Андрам отер пыльной ладонью пот со лба, поправил закинутый на спину кожаный щит. Много лет назад, еще до Великой Ночи, десятник Восьмого Гверифского легиона объяснял: и нести легче, и горцы со спины не пристрелят. Помнится, тогда после каждого перехода из щитов извлекали застрявшие стрелы. И все радовались, потому что если стрела попадает выше, в шею... Ничего, тут не кетадринские горы и крамарские леса, стрел из-за каждого булыжника не дождешься.
Эгинар приложился к фляге с водой. У рыцарей во флягах наверняка вино, а то и что покрепче, но они никогда не поделятся с крестьянином-ополченцем. А ведь из крестьян в пору величия Империи набирались ее легионы, костями имперских пехотинцев усеяны дороги войны с Оллогом сто лет назад. Рыцари появились уже потом, когда Империя стала клониться к закату. И до сих пор ничего не добавили к воинской славе Сколена. Даром, что ли, сказители рассказывают то о двенадцати кузнецах, то о вдове ополченца, которая подожгла дом и сгорела в нем, чтобы только не достаться врагам со всем скарбом? Только о людях из древних родов почти не поют. Зато о них известно другое: такое, о чем не скажешь и не споешь.
Прикрывшись ладонью от слепящего солнца, Эгинар оглядел строй своей сотни. Идут хорошо, не растягиваются. Частокол копий и рогатин колышется над войском, кое-где блестят медными бляхами войлочные шапки. Самодельная, почти бесполезная замена шлемам, но ничего лучше нет. Шлемы могут себе позволить только рыцари - как и мечи, настоящие доспехи, окованные железом щиты, боевых коней... Ополченцу остается уповать на копье - и молить Справедливого, чтобы не дрогнули соседи по строю.
И все-таки - не дело вот так гнать войско по жаре. Рыцари - воины с пеленок, а многие ополченцы уже задыхаются, за рыцарскими конями им приходится почти бежать. Почему этого не понимает главнокомандующий, императорский племянник Ардан? Ведь не мальчик же, правит целой Балгрской землей...
Сотник шагал размашисто, не горбясь под тяжестью оружия и доспехов. В прежней, мирной жизни он был кузнецом, но лихая молодость прошла в легионах, посреди северных гор. В те времена дружные, зажиточные, привычные не только к плугу, но и к рогатине, и к луку, а порой и секире, кланы землепашцев могли себе многое позволить - вон, у некоторых на головах даже старинные шлемы. Сейчас-то, конечно, едва хватает отдать налоги и протянуть до следующего урожая: видать, прогневили мы чем-то Богов. Одна за другой следуют морозные, малоснежные зимы и дождливые, но холодные лета. Такую жару старики не помнят с Великой Ночи...
Рослый конник - тоже в шлеме-шишаке, кольчуге, с длинным рыцарским копьем и мечом за плечом - осадил горячего, приплясывающего коня. Пыль заставила Эгинара закашляться, зажмуриться, а потом все равно протереть глаза. Да что ж за жизнь такая? Или жара и засуха, или дожди и холод, а хлеба все едино кот наплакал.
- Сотник Эгинар ван Андрам? - нависая над Эгинаром, уточнил всадник.
- Я, ваше благородие, - произнес Эгинар. Он - наследник старинного, в прежние времена нешуточно богатого рода, в котором детей даже учили грамоте. А этот мальчишка-балгр на коне, которого можно запросто выбросить из седла - просто на побегушках у Ардана. Ничем серьезным, можно поспорить, в жизни не занимался, но приходится обращаться к нему "ваше благородие". И даже снимать шлем, припадая на правое колено. Сотник тут же выпрямился, смерил молодого рыцаря взглядом. - Вас просили что-то передать?
- Именно так, - надменно, помня, кто тут рыцарь, а кто смерд, произнес гонец. - Герцог Ардан, наместник Балгрский, оказывает вам милость, вызывая сотников ополчения на совет. Сегодня вечером, на привале, вы должны быть в его шатре.
Значит, положение у армии хреновое. Будь все прекрасно, цедил бы слова сквозь зубы, не приближаясь к смердам ближе, чем на десять локтей.
- Будет сделано, - отчеканил Эгинар, поудобнее перехватывая копье. Никакого преклонения перед этими лентяями и обжорами не будет. По крайней мере, ничего сверх того, что им положено по закону.
- Встретишь других сотников - передай приказ и им.
"А сам ты в это время будешь лапать крестьяночек?" - ехидно подумал сотник. И правда, из знойного марева на горизонте выплыла неширокая поляна, на которой, окруженная небольшими колосящимися полями, стояла деревенька. За ней, радуя надеждой утолить жажду, змеилась неторопливая лесная речушка. Речка звалась Клесс, а деревня Нортом. Почти точно на полпути между Аттардом и Макебалами. Здесь можно надеяться отдохнуть, смыть усталость в реке, потом берегом пройти три мили вверх по течению, до деревни Тихани. Около деревни есть брод. Перейди по нему - и к ночи будешь в крепости Ратан, соединившись с гарнизоном. Тогда Амори станет не страшен: перед таким войском не устоял бы и хваленый Оллог. А тут - возомнивший о себе невесть что алкский мальчишка. Если в стенах оставить обоз, Амори останется только бежать...