В такую погоду на улице было хорошо, жжение в морозном воздухе намекало на близость снегопада. Я шел мимо старых домов, некоторые из которых годами не знали ремонта, красивых и печальных, то с эркерными окнами, то с круглым крыльцом, как вдруг из-за угла возник он и пошел мне навстречу, чуть сгорбившись, снова в капюшоне; лица почти не видно. Как и тогда, незнакомец двигался медленно, как и тогда, он заложил руки за спину и, по-моему, на мгновение остановился, заметив меня, а потом опустил голову и нетвердо продолжил свой путь.
На улице больше никого не было. Когда мы поравнялись, он словно отшатнулся от меня, и я тоже посторонился — едва-едва, чтобы его не смущать, — но украдкой посмотрел на него. Я заметил на лице под капюшоном щетину — и мне показалось, что мой взгляд не укрылся от этого седого большеносого старика, хоть он и не поднимал глаз. Мы разминулись, я чуть выждал и обернулся. У него не было перчаток, и почему-то ему это шло, почему — не знаю, никаких перчаток, несмотря на лютый мороз.
Примерно через час я уже влился в студенческий поток из двух тесных колонн, под шквалами ветра со снегом движущихся навстречу друг другу — от старого корпуса к новому и наоборот; на головах были шерстяные лыжные маски, ветер дул в лица, ветер дул в спины. Среди студентов широко шагал Тодд, я заметил его и указал на него пальцем. Это был наш стандартный знак приветствия или одобрения. Пока Тодд шел ко мне, я выкрикнул в морозный воздух:
— Опять его видел. Та же одежда, тот же капюшон, но другая улица.
Он кивнул и указал на меня в ответ, через пару дней мы забрели на окраину городка. Я обратил внимание на два мощных дерева, нижние ветки которых расходились в стороны на высоте метров двадцать от земли.
— Канадский клен, — сказал я.
Тодд не ответил. Его не интересовали ни птицы, ни деревья, ни бейсбольные команды. Он разбирался в музыке — как в классической, так и в серийной, в истории математики и еще много в чем. Виды деревьев я выучил в летнем лагере, когда мне было двенадцать, и точно знал, что перед нами клен. Канадский ли — это другой вопрос. Можно было бы назвать его сахарным, но слово «канадский» звучало солиднее, осведомленнее.
Мы оба играли в шахматы. Мы оба верили в Бога.
В этом месте дома стиснули улицу; и мы увидели, как женщина средних лет выбралась из машины, достала с заднего сиденья сложенную детскую коляску, раскрыла и загрузила в нее по очереди четыре пакета с продуктами. Мы разговаривали и наблюдали. Мы говорили об эпидемиях, пандемиях, чуме, но не спускали глаз с этой женщины. Она закрыла машину, откатила коляску чуть назад, на утоптанный снег тротуара, и стала толкать ее вверх по длинной лестнице на свое крыльцо.
— Как ее зовут?
— Изабелла, — сказал я.
— Будь серьезнее. Мы же серьезные люди. Так как ее зовут?
— Ну и как же ее зовут?
— Ее зовут Мэри Фрэнсис. Послушай, — зашептал он. — Мэ-ри Фрэн-сис. Не просто «Мэри».
— Ну, может быть.
— Откуда ты вообще взял Изабеллу?
В шутку он со встревоженным видом положил руку мне на плечо.
— Не знаю. Изабелла — это ее сестра. Они однояйцовые близнецы. Изабелла — близнец-алкоголик. Но ты упускаешь главный вопрос.
— Нет, не упускаю. Где ребенок из этой коляски? Чей это ребенок? — сказал он. — Как его имя?
Мы пошли по улице, ведущей из города, и услышали шум самолетов со стороны военной базы. Я обернулся, взглянул на небо и увидел три истребителя, несущихся к востоку — они мелькнули и пропали, а потом я заметил человека в капюшоне метрах в ста от нас, он приближался к нам, спускаясь вниз по улице.
— Не оборачивайся, — шепнул я Тодду.
Но он обернулся и посмотрел. Я убедил его перейти на другую сторону улицы, чтобы оказаться чуть поодаль от старика. Теперь нас разделяла проезжая часть. Мы встали под баскетбольную корзину с щитом, прибитую над дверью гаража и изрядно пострадавшую от непогоды, и смотрели на незнакомца. Мимо проехал пикап, человек в капюшоне на мгновение остановился, затем пошел дальше.
— Взгляни на него. Никаких пуговиц, — заметил я.
— Потому что это анорак.
— Это парка — сразу было ясно. Отсюда плохо видно, но, кажется, он побрился. Или его побрили. Кто-то, кто с ним живет. Сын там, дочь или внуки.
Незнакомец оказался прямо напротив нас, шел он осторожно, обходя полосы неубранного снега.
— Он нездешний, — заметил Тодд. — Откуда-то из Европы. Его сюда привезли, потому что он уже не мог сам о себе заботиться. Жена умерла. Двое стариков не хотели никуда переезжать, но потом жена умерла.