Джим Доннини происходит из неблагополучной семьи в Саут-Сайде, Чикаго, и после недолгого пребывания у разных приемных родителей оказывается в школе города Линкольн. Он приехал пожить у тетки, которая намерена не слезать с него, пока он не возьмется за ум или же не окажется до конца жизни за решеткой. Доннини носит черную кожаную куртку и черные ботинки с позвякивающими цепочками, он больше похож на ребят из «Школьных джунглей», чем на подростков из Линкольна.
И для руководителя оркестра идеальному миру тоже пришел конец: в начале рассказа Гельмгольц осознает, что его обманул высокомерный, алчный делец и что он потерял деньги на продаже дома — своего единственного наследства. В этой истории Гельмгольц женат (в других рассказах жены у него как будто нет). Во «Второкурснике с амбициями» Гельмгольц — персонаж немного не от мира сего: «Если любовь способна ослепить, одурманить, загнать человека в ловушку, словом, как утверждают многие, проделать с человеком тысячи разных самых ужасных и диких вещей, то тогда нет, такой любви он никогда не знал. Гельмгольц вздохнул. Наверное, он все же что-то упустил в этой жизни, так и не смог испытать истинно романтического и глубокого чувства».
В своих доблестных попытках спасти мальчишку в черных ботинках и кожаной куртке от безрадостного, бессмысленного будущего Гельмгольц предлагает ему свою драгоценную трубу и очарование музыки, но гневная апатия Доннини непробиваема. Гельмгольц так расстроен, что бьет трубой о вешалку для шляп. «Эта жизнь никуда не годится», — говорит он. Мы никогда не слышали подобных слов из уст Джорджа Гельмгольца — и никогда больше не услышим.
Гнев, с которым Гельмгольц уродует драгоценную трубу, наконец пробивает угрюмую враждебность «дурного мальчишки», и под конец читатель видит Доннини с починенной трубой на последнем стуле последнего ряда «оркестра С», но мы понимаем, что он на пути к спасению.
В эссе «Участи похуже смерти» Курт с гордостью писал, что, когда он рос в Индианаполисе, там был прекрасный симфонический оркестр, и он брал уроки у Эрнста Майклса, первого кларнетиста. Это заставляет вспомнить рассказ «Юный женоненавистник», где выясняется, что Берт Хиггинс внезапно утратил способность играть, когда оркестр идет маршем, и Гельмгольц начинает подозревать, что он перенес болезнь или получил какую-то травму. Мальчик отвечает, что ничего подобного с ним не случилось, и в свою очередь задает вопрос: «Может, это потому что я перестал брать уроки у вас?» Когда Берт поступил в оркестр, Гельмгольц передал его лучшему учителю, преподавателю трубы в городе, Ларри Финку — для оттачивания звука и колорита. И за этим тут же последовал упадок духа и координации. Сомневаюсь, что развившийся из этой посылки сюжет и возвращение мальчика в былую форму как-то связаны с событиями из жизни самого Воннегута (как иногда любят предполагать читатели и критики, соотнося жизнь и художественные произведения), но я считаю, что игра Курта в оркестре дала ему как писателю материал для рассказов, построенных вокруг руководителя школьного оркестра.
В автобиографичном эссе «Участи похуже смерти» Курт пишет: «когда я стал играть на кларнете, [мой отец] объявил этот черный, с серебряными клавишами инструмент истинным шедевром». В другом рассказе про Гельмгольца («Бездарь») мальчик, у которого нет таланта, зато есть огромное упорство и желание играть, раз за разом вызывает на состязание лучшего кларнетиста «оркестра А» в надежде занять его место. Когда он просит Гельмгольца дать ему еще один шанс, руководитель оркестра старается его разубедить, а самоуверенный мальчик отвечает: «“Вы не понимаете… Вы не заметили, у меня новый кларнет…” — Пламмер погладил блестящий как атлас, черный мундштук инструмента, точно это был меч короля Артура, дарующий волшебную силу своему владельцу. — “Он почти так же хорош, как у Флэммера… Даже лучше”».
Думается, каждый мальчишка, начинающий с металлического серебристого кларнета, знает, что инструмент из черного дерева с серебряными клавишами — для истинных профессионалов. В отличие от Пламмера я, занимавший последний стул в школе № 80, знал, что даже такой чудесный инструмент не наделит меня музыкальным талантом, и после целых двух лет бесплодных занятий разочарованно бросил оркестр. В отличие от Пламмера из рассказа, чьи амбиции перейти в лучшую группу сбываются, когда он отказывается от кларнета и берется за огромный басовый барабан, Воннегут остался при кларнете. Если верить школьному альбому, Воннегут, хотя за его плечами числятся и более впечатляющие достижения («член студенческого совета 1938 г.», «президент студенческого совета, 1940 г.», «Соредактор газеты «Эхо», 1940 г.»…), все же попал в «оркестр Б».