Вряд ли кто-либо осмелится оспаривать то утверждение, что последнее десятилетие жизни Лавкрафта было венцом его творческой карьеры. За исключением нескольких неудач (Лавкрафт писал Э. X. Прайсу по поводу отказа «Уиерд Тэйлз» опубликовать в 1931 году «В горах безумия»: «Возможно, это был самый сильный удар по моей карьере писателя»), его вещи продавались достаточно регулярно. Более продолжительными стали его путешествия по местам старых поселений — несколько раз он посещал Квебек, Чарльстон, Новый Орлеан и другие места. Наконец-то он лично повстречался с несколькими своими приятелями по переписке, в числе которых следует назвать Генри С. Уайтхеда, Э. Хоффманн Прайса и Р. Г. Барлоу. Его доход от редакторской работы и журнальных публикаций упрочился настолько, что обеспечивал ему умеренно-комфортное (хотя и, конечно, без излишеств) существование, и теперь на досуге он мог наслаждаться изучением ранее неизвестных ему уголков Провиденса и Новой Англии, которые позднее были с немалым блеском запечатлены в таких произведениях, как «Ужас в Данвиче», «Шепчущий в темноте» и «Завсегдатай мрака» (1935).
В этот период его творчество, пусть медленно и в очень скромных масштабах, стало приобретать признание у читающей публики. Лавкрафт никогда не терял популярности среди читателей любительских журналов и «Уиерд Тэйлз», но теперь его рассказы начали фигурировать в престижных ежегодных о’брайеновских списках «Лучших Рассказов» и включаться в антологии — как на родине, так и в Англии. На его произведения обратили внимание Винсент Скарретт, Бертранд К.Харт, Уильям Болито и другие видные фигуры литературы того времени. Но несмотря на все эти благоприятные обстоятельства, Лавкрафту удалось опубликовать только одну прижизненную книгу — «Тень над Инсмутом», выпущенную в 1936 году его другом Уильямом Крофордом под маркой издательства «Виженери». Несколько раньше, в 1928 году, У.Пол Кук сделал пробные оттиски «Заброшенного дома», но так никогда и не переплел их. Кроме того, с 1915 по 1936 год Лавкрафт выпустил восемь маленьких брошюр («Преступление из преступлений» (1915), «ОАЛП как флаг любительского журнализма» (1916), «Оглядываясь назад» (1920?), «Материалист в наши дни» (1926), «Новые статьи о поэзии» (1932), «Ультарские кошки» (1935), «Некоторые своевременные побуждения» (1936) и «Чарльстон» (1936)). Недоброжелатели Лавкрафта всегда упирали на то, что писателю так никогда и не удалось издать книгу — роман или сборник рассказов — в той или иной солидной фирме, но такой факт как раз легко объясним: в те времена ведущие издательские фирмы крайне неохотно шли на публикацию объемистых сборников ужасных историй, принадлежавших перу малоизвестных авторов. Специализированные фирмы, такие, как «Аркхэм Хаус», «ДАУ Букс» и «Ноум Пресс» появились много позже смерти Лавкрафта, а расцвет их вообще пришелся на пятидесятые годы. Таким образом, чтобы издать книгу, Лавкрафту не оставалось ничего другого, как прибегнуть к помощи своих друзей и коллег, чьи маломощные любительские типографии, конечно же, не могли справиться с вещью более или менее приличного объема. Правда, некоторые издательства — такие, как «Вангард», «Элфред А. Кнопф», «Лоринг и Масси», «Путнам» и другие — делали Лавкрафту запросы относительно написанного им, но из этих запросов так ничего и не вышло. Чаще всего у Лавкрафтэ просили какую-нибудь вещь романного объема. Такая вещь у него была — с 1927 года в ящике его стола лежала рукопись «Истории Чарльза Декстера Варда», насчитывающая около 50000 слов, но качество ее казалось автору столь неудовлетворительным, что он даже не пытался подготовить ее к публикации.
Именно суровая самооценка Лавкрафта, ощущение себя как прежде всего непрофессионального писателя были причиной того, что писателю не удалось добиться ощутимого материального благополучия. Будучи любителем не только на словах, но и по сути, он считал, что писать ради денег не только отвратительно в нравственном плане, но и эстетически самоубийственно. Лавкрафт часто говорил, что никогда не был и никогда не мог бы стать наемным писакой: он отказывался ориентироваться на вкусы кого бы то ни было, кроме самого себя. При всем при этом, будучи литературным редактором по специальности, ему частенько приходилось работать именно на продажу; но он всегда четко проводил границу между поденщиной и оригинальной художественной прозой. По этим же самым причинам Лавкрафт терпеть не мог никакой редакторской правки после того, как его собственная вещь была завершена, и не только потому, что это расшатывало единство и умаляло индивидуальность повествования — писатель справедливо полагал, что даже самые безобидные изменения нарушали тонкий психологический эффект, бывший результатом особой организации слов, фраз и предложений. И что бы там ни говорили некоторые комментаторы, Лавкрафт был чрезвычайно щепетилен относительно мельчайших нюансов написания, пунктуации и грамматических конструкций, ибо он слишком хорошо сознавал гипнотическую силу ритмических и звуковых эффектов.