Он стал над землей и горами
И глянул в бездонную высь.
И Солнце, сжигая лучами,
Ему прошептало — Молись! —
Он ринулся в бездну немую,
Где змеи в изгибах свились,
И слышал Он просьбу глухую,
Тревожную просьбу — Молись! —
И крикнул Он голосом диким:
— Зачем же мы жить родились?
Чтоб только молиться безликим?
— Да! Только молиться. Молись!
1. Земля и горы в данном случае одно и то же.
2. Сжигая кого? Кроме того, на высотах холоднее, чем в низинах.
3. «Немая бездна» — банальна. Вся строчка напыщена.
4. Какие змеи? Почему? Как можно свиваться в изгибах?
5. Дикий голос — заезженный романтизм.
6. «Жить родились» — плеоназм.
7. Великое. Безликое — у Бальмонта. Вряд ли безликих несколько, ведь тогда бы они имели «лик», как различье.
По построению стихотворенье напоминает Бальмонта: «Я спросил у свободного ветра» и Тютчева «Восток бледнел...».
91. Е. А. Зноско-Боровскому
<Константинополь. 7/20 октября 1910 г.>
Дорогой Женя,
прости, поэма через неделю. Кланяйся всем.
Твой Н. Гумилев.
92. С. К. Маковскому
<Порт-Саид. 13/26 октября 1910 г.>
Дорогой Сергей Константинович, я очень извиняюсь за опозданье, с которым я высылаю Вам поэму в ее окончательном виде. Но для последнего номера она все-таки поспеет, не правда ли? В данное время я занят тем, что пишу гимн Аполлону, пошлю его Вам из Порт-Судана или из Джедды. Сейчас мы идем вдоль Кипра, совсем близко от берега; море совсем сине и уже очень жарко, совсем по-южному. В Бейруте я буду купаться. Как-то Аполлон? Высылайте мне, пожалуйста, вновь выходящие номера в Порт-Саид до востребования. Туда же можно будет и писать. Месяца через два или три я буду там проездом.
Я попросил бы, если это не очень затруднит «Аполлон», выслать мне переводом (почтовым или банковским) в Момбазу (Восточная Африка) 150 или 200 р<ублей> на обратный путь. В таком случае все мои получки с Мусагета, Северных цветов и Русской мысли, я предоставляю получить Аполлону в счет долга, о чем и напишу, конечно, издателям. Остаток пойдет в виде аванса. Во всяком случае напишите мне туда до востребования, чтобы я знал, чего держаться. Поклон Жене, Кузмину и другим нашим общим знакомым.
Ис<к>ренне Ваш Н. Гумилев.
P. S. В поэме я принимаю заранее все измененья, сделанные Вами вместе с Кузминым или Вячеславом Ивановичем. Я прошу о них.
93. Вяч. И. Иванову
<Шеллал. 23 октября/5 ноября 1910 г.>
Многоуважаемый и дорогой Вячеслав Иванович,
опять попав в места, о которых мы столько говорили в прошлом году, я не смог удержаться от искушенья напомнить Вам о своем существовании этой открыткой. Как-то Вам понравилась моя поэма? 4 песнь целиком написана в Средиземном море. Мой поклон Башне.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
94. Е. А. Зноско-Боровскому
<Джидда. 26 октября/8 ноября 1910 г.>
Дорогой Женя, привет тебе и всему Аполлону из Порт-Судана. Пишу это сейчас после купания за стаканом виски с содовой. Но оказалось, что почта заперта, ото<ш>лю эту открытку из Джедды.
Я уже в Джедде. Здесь очень жарко, очень грязно, удивительно зеленый цвет воды, много акул и могила Евы. Я совершил туда паломничество. Мой привет «Аполлону» и всем нашим друзьям. Через три дня я буду уже в Джибути.
Искренно твой Н. Гумилев.
95. Е. А. Зноско-Боровскому
<Царское село. 16 апреля 1911 г.>
Дорогой Женя,
в субботу приехать не могу, мне крайне надоела моя лихорадка. Приеду в понедельник, тогда, если ты свободен, побродим. Сообщи об этом Чулкову. Моя жена отправила два письма в «Аполлон» Моравской и Зенкевичу (она не знает их адреса) и очень просит тебя отослать их по адресу с посыльным немедленно. Пожалуйста, не откажи. Хронику привезу в понедельник.
Жму руку.
Твой Н. Гумилев.
96. В. Я. Брюсову
<Слепнево. 24 мая 1911 г.>
Многоуважаемый и дорогой Валерий Яковлевич, благодарю Вас за переводы Верлэна (они мне очень и очень понравились) и за новую «Земную Ось». Правда ли, что книга Ваших стихов выходит осенью? Это очень нужно, а то проходящая зима была так бедна стихами, что даже интерес к ним стал как будто пропадать. Ваши мысли по поводу реализма в поэзии (из Русской мысли) заставили меня много думать, волноваться, даже сердиться. Но Вы правы: и ангелы, и замки не лучше гражданской поэзии. Меня смутил только Ваш отзыв об Эренбурге. Сколько я его ни читал, я не нашел в нем ничего, кроме безграмотности и неприятного снобизма.
Как Вам показались стихи Анны Ахматовой (моей жены)? Если не поленитесь, напишите, хотя бы кратко, но откровенно. И положительное, и отрицательное Ваше мненье заставит ее задуматься, а это всегда полезно.
Посылаю Вам три новые стихотворенья, может быть, пригодятся в какое-нибудь изданье. Но мне хотелось бы знать о их судьбе.
Целую ручки Анны Матвеевны.
Мой адрес до августа: Тверская губ<ерния>, полуст<анок> Подобино, именье Слепнево, мне.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Двенадцатый год
Как будто год наш роковой,
Двунадесятый возвращался.
Гр<афиня> Е. Ростопчина
Он близок, слышит лес и степь его;
Какой теперь он кроет ков,
Год Золотой Орды, Отрепьева,
Двунадесяти языков?
Вслед за его крылатым гением,
Всегда играющим вничью,
С военной музыкой и пением
Войдут войска в столицу... чью?
И сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных,
Но громких в летописях слав?
Кто смелый?.. Но к чему допрашивать!
Туманно небо, воет пес,
В душе темно, — пора докашивать
Перестоявшийся покос.
Чума, война иль революция,
В пожарах села, луг в крови!
Но только б спела скрипка Муция
Песнь Торжествующей Любви.
* * *
В вазах было томленье умирающих лилий.
Запад был медно-красный. Вечер был голубой.
О Леконте де Лиле мы тогда говорили,
О холодном поэте мы грустили с тобой.
Мы не раз открывали шелковистые томы,
И читали спокойно, и шептали — «не тот!»
...Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.
Было тихо, так тихо, и пред нами воскресли
Рифмы древнего Солнца, мир нежданно-большой,
И сквозь сумрак вечерний, запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой.
Н. Гумилев.
97. Вяч. И. Иванову
<Слепнево.> 3 <июня> 1911<г.>
Многоуважаемый и дорогой Вячеслав Иванович,
теперь, наверно, уже вышел второй том «Cor Ardens»’а, и я очень верю, что у Вас есть несколько свободных стихотворений, которые Вы могли бы дать для августовской книжки «Аполлона», как однажды обещали мне. Если да, я буду Вам очень благодарен, если пошлете их прямо Зноско-Боровскому, чтобы он сдал их в печать, потому что номер уже набирается.