Согласно нашим разговорам, я считаю, что предложенье Ваше входит в силу во всех своих подробностях с первого номера 1913 года. Теперь же я приступаю к приглашению сотрудников и подготовке материала.
Искренне уважающий Вас и преданный Вам Н. Гумилев.
120. А. И. Тинякову
Царское село. 16 октября <1912 г.>
Многоуважаемый Александр Иванович,
если вы свободны в четверг вечером, я буду очень рад видеть Вас у себя. Привезите Ваши новые стихи.
Уважающий Вас Н. Гумилев.
Царское село. Малая ул<ица>, 63.
121. В. Я. Брюсову
<Царское село. 17 октября 1912 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич,
мне передавали, что Вы уже несколько раз были в Петербурге и скоро приедете опять. Я очень жалею, что не знал об этом и не мог повидаться с Вами, что мне не только очень хотелось бы, но и было нужно. Может быть, Вы не откажете написать мне или позвонить по телефону (Царс<кое> село, 555), где и когда я могу Вас застать. Если же у Вас выпадет свободный вечер, Вы меня крайне обрадуете, приехав ко мне пообедать. Только, если возможно, известите меня об этом накануне, чтобы я наверно был дома. От 5 до 6 часов есть несколько поездов.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Царское село, Малая ул<ица>, 63 (собств<енный> д<ом> против Гимназии).
122. О. Н. Высотской
<С.-Петербург. 1912 г. — начало 1913 г. (?)>
Ольга Николаевна,
завтра непременно буду у Вас. Не удивляйтесь (после Вашего письма Вы не должны этому удивляться), если я зайду и сегодня. Будете дома хорошо, нет — увидимся завтра.
Целую Ваши ручки Н. Гумилев.
123. Неизвестному лицу
<Царское село. Осень 1912 г. — 1913 г.>
Милостивый Государь,
прошу выдать подателю сего пятьдесят экземпляров журнала «Гиперборей» под расписку. А записать можно на мое имя. Скоро я опять зайду поговорить.
Уважающий Вас Н. Гумилев.
124. В. Я. Брюсову
<Царское село. 28 марта 1913 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич,
я с громадным интересом прочел Вашу статью о футуристах, хотя соглашался не со всем. Ваш анализ их «открытий» подлинно блестящ. Дай Бог, чтобы они его усвоили. Но я не хочу писать об этом, потому что в № 4 «Аполлона» появится моя статья, где я отчасти коснусь той же темы.
В конце Вашей статьи Вы обещаете другую, об акмеизме. Я хочу Вас просить со всей трогательностью, на которую я способен, прислать мне корректуру этой статьи до 7 апреля. В этот день я уезжаю на четыре месяца по поручению Академии наук в Африку, в почти неисследованную страну Галла, что на востоке от озера Родольфо. Письма ко мне доходить не могут. И Вы поймете всё мое нетерпенье узнать Ваше мненье, мненье учителя, о движеньи, которое мне так дорого. Я буду обдумывать его в пустыне, там гораздо удобнее это делать, чем здесь.
Всем, пишущим об акмеизме, необходимо знать, что «Цех поэтов» стоит совершенно отдельно от акмеизма (в первом 26 членов, поэтов акмеистов всего шесть), что «Гиперборей» — журнал совершенно независимый и от «Цеха» и от кружка «Акмэ», что поэты акмеисты могут считаться таковыми только по своим последним стихам и выступлениям, прежде же они принадлежали к разным толкам. Действительно акмеистические стихи будут в № 3 «Аполлона», который выйдет на этой неделе.
Мой адрес: Царское село, Малая, соб<ственный> д<ом>. Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
125. А. А. Ахматовой
<Одесса. 9 апреля 1913 г.>
Милая Аника,
я уже в Одессе и в кафе почти заграничном. Напишу тебе, потом попробую писать стихи. Я совершенно выздоровел, даже горло прошло, но еще несколько устал, должно быть, с дороги. Зато уже нет прежних кошмаров; снился раз Вячеслав Иванов, желавший мне сделать какую-то гадость, но и во сне я счастливо вывернулся. В книжном магазине просмотрел Жатву. Твои стихи очень хорошо выглядят, и забавна по тому, как сильно сбавлен тон, заметка Бориса Садовского.
Здесь я видел афишу, что Вера Инбер в пятницу прочтет лекцию о новом женском одеянии или что-то в этом роде; тут и Бакст, и Дункан, и вся тяжелая артиллерия.
Я весь день вспоминаю твои строки о «приморской девчонке», они мало того что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано так много, и я совершенно убежден, что из всей послесимволической поэзии ты да, пожалуй (по-своему), Нарбут окажетесь самыми значительными.
Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять это, но мне не только радостно, а и прямо необходимо по мере того, как ты углубляешься для меня как женщина, укреплять и выдвигать в себе мужчину; я никогда бы не смог догадаться, что от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца, но ведь и ты никогда бы не смогла заняться исследованием страны Галла и понять, увидя луну, что она алмазный щит богини воинов Паллады.
Любопытно, что я сейчас опять такой же, как тогда, когда писались «Жемчуга», и они мне ближе «Чужого неба».
Маленький до сих пор был прекрасным спутником; верю, что так будет и дальше.
Целуй от меня Львеца (забавно, я первый раз пишу его имя) и учи его говорить «папа». Пиши мне до 1 июня в Дире-Дауа (Dire-Daoua, Abyssinie, Afrique), до 15 июня в Джибути, до 15 июля в Порт-Саид, потом в Одессу.
[Снова море
Я сегодня опять услышал,
Как тяжелый якорь ползет,
И я видел, как в море вышел
Пятипалубный пароход,
Оттого-то и солнце дышит,
А земля говорит, поет:
«Неужель хоть одна есть крыса
В грязной кухне иль червь в норе,
Хоть один беззубый и лысый
И помешанный на добре,
Что не слышит песен Уллиса,
Призывающего к игре?»
Ах, к игре с трезубцем Нептуна,
С косами диких нереид
В час, когда буруны, как струны,
Звонко лопаются и дрожит
Пена в них или груди юной,
Самой нежной из Афродит.
Вот и я выхожу из дома
Повидаться с иной судьбой,
Целый мир, чужой и знакомый,
Породниться готов со мной:
Берегов изгибы, изломы,
И вода, и ветер морской.
Но врагам не предам лукаво,
Ни лобзанья Иуды дам
Я пути, что лег величаво,
Одиноко лег по холмам,
И луне, что встала, как слава,
И сияет обоим нам.
Солнце духа, ах, беззакатно,
Не вещам его побороть,
Никогда не вернусь обратно,
Усмирю усталую плоть,
Если лето благоприятно,
Если любит меня Господь.]
Н. Гумилев.
126. О. Н. Высотской
<Константинополь. 12/25 апреля 1913 г.>
Целую ручки и всегда вспоминаю, напишите в Порт-Саид в июле месяце, куда привезти Вам леопардовую шкуру.
Н. Гумилев.
Сонет
В ночном кафе мы молча пили кьянти,
Когда вошел, спросивши шерри-бренди,
Высокий и седеющий эффенди,
Известный враг христиан на всем Леванте.
И я ему заметил: перестаньте,
Мой друг, презрительного корчить денди
В тот час, когда быть может по легенде
В зеленый сумрак входит Дамаянти.
Но он, ногою топнув, крикнул: бабы,