Жирный негр восседал на персидских коврах,
В полутемной, неубранной зале,
Точно идол в браслетах, серьгах и перстнях,
Лишь глаза его дивно сверкали.
Я склонился, он мне улыбнулся в ответ,
По плечу меня с лаской ударя,
Я бельгийский ему подарил пистолет
И портрет моего государя.
Всё расспрашивал он, много ль знают о нем
В отдаленной и дикой России,
Вплоть до моря он славен своим колдовством,
И дела его точно благие:
Если мула в лесу ты не можешь найти
Или раб убежал, беспокойный,
Всё отыщешь ты, давши обет принести
Шейх-Гуссейну подарок пристойный.
12. Сомали
Помню ночь и песчаную помню страну
И на небе так низко луну,
И я помню, что глаз я не мог отвести
От ее золотого пути.
Там светло и, наверное, птицы поют
И цветы над прудами цветут,
Там не слышно, как бродят свирепые львы,
Наполняя рыканием рвы,
Не хватают мимозы колючей рукой
Проходящего в бездне ночной.
В этот вечер, лишь тени кустов поползли,
Подходили ко мне сомали,
Вождь их с рыжею шапкой косматых волос
Смертный мне приговор произнес,
И насмешливый взор из-под спущенных век
Видел, сколько со мной человек.
Завтра бой, беспощадный томительный бой,
С завывающей черной толпой,
Под ногами верблюдов сплетение тел,
Дождь отравленных копий и стрел...
И до боли я думал, что там, на луне,
Враг не мог бы подкрасться ко мне.
Ровно в полночь я мой разбудил караван,
За холмом грохотал океан,
Люди гибли в пучине, и мы на земле
Тоже гибели ждали во мгле.
Мы пустились в дорогу. Дышала трава,
Точно шкура вспотевшего льва,
И белели средь черных священных камней
Вороха черепов и костей.
В целой Африке нету грозней сомали,
Безотраднее нет их земли,
Сколько белых пронзило во мраке копье
У песчаных колодцев ее,
Но приходят они и сражаются тут,
Умирают и снова идут.
И когда, перед утром, склонилась луна,
Уж не та, а страшна и красна,
Понял я, что она, словно рыцарский щит,
Вечной славой героям горит,
И верблюдов велел положить, и ружью
Вверил вольную душу мою.
13. Либерия
Берег Верхней Гвинеи богат
Медом, золотом, костью слоновой,
За оградою каменных гряд
Всё пришельцу нежданно и ново.
По болотам блуждают огни,
Черепаха грузнее утеса,
Клювоносы таятся в тени
Своего исполинского носа.
В восемнадцатом веке сюда
Лишь за деревом черным, рабами
Из Америки плыли суда
Под распущенными парусами.
И сюда же на каменный скат
Пароходов толпа быстроходных
В девятнадцатом веке назад
Привезла не рабов, а свободных.
Видно, поняли нрав их земли
Вашингтонские старые девы,
Что такие плоды принесли
Благонравных брошюрок посевы.
Адвокаты, доценты наук,
Пролетарии, нищие, воры,
Все, что нужно в республике, вдруг
С гиком ринулись в тихие горы.
Расселились. Тропический лес,
Утонувший в таинственном мраке,
В сонм своих бесконечных чудес
Принял дамские шляпы и фраки.
— «Господин президент, ваш слуга!» —
Вы с поклоном промолвите быстро,
Но взгляните, черней сапога
Господин президент и министры.
— «Вы сегодня бледней, чем всегда» —
Позабывшись, вы скажете даме,
И что дама ответит тогда,
Догадайтесь, пожалуйста, сами.
То повиснув на тонкой лозе,
То скрываясь средь листьев узорных,
В темной чаще живут шимпанзе
По соседству от города черных.
По утрам, услыхав с высоты
Протестантское пенье во храме,
Как в большой барабан, в животы
Ударяют они кулаками.