полосатое всё. солнце жжётвсе поехали к пляжу и дачекто работает душно тому…я работаю… пишу да плачу
мне себя очень жаль, так жальмальчик, думаю, мальчик, эх!и летает противный пухи зудит от него лицо
всё так мерно противно едетну, быстрее бы что ли, скачкомкто пришёл и зачем эти виная лижу своим языком
вынесли сушить одеяла, матрацыбегают вокруг них, суетятсянадоело мне это всёне нужно мне здесь ничего
«в вечерней пыли ползёт малый…»
в вечерней пыли ползёт малыйодетый в тряпки, босойс ободранной кожей, усталыйс запухшею гнойной щекой
Куда ты о детище тащишься.родители где, что одинкакие ужасные тряпкиглаза и мутны и пусты
на это мне слышится голос«Из тульской я области, брат.мне всё давно надоеловсех взрослых лживый парад
награды военных пред строемубийства гражданских в тюрьмеи глупые лица подростковпаскуднейший вид матерей
Мне всё надоело, ушёл яникто мне не нужен, одини власти я не подчиняюсьникоей иной как себе…
Равнины меня растворяюткак камень лежу я в горахв воде точно тень я бредуи я ничего не найду».
«Ты правильно делаешь, милыйвозьми и меня с собой…»«Нет, каждый быть должен отдельноИди-ка один, друг мой…»
И вслед я за ним притворилсяи вид точно принял такойк какому-то морю спустилсябыл вечер в пыли и сухой
«всё в мире господско и серо…»
всё в мире господско и серовозьму свой цилиндр свою тростьпойду по осеннему скверусерьёзный взволнованный гость
И щи́пля цветы золотыес куста у дорожки песочнойотмечу времёна пустыена ча́сах работы ручной
и кружево свиснет на вороти свисая из рукавазакроет всю кисть рукикоторая длинна красива́
Всё это один выполняяглядя́ свою тень на пескепоглажу собаку рыдаяприду… потру водкой виски
на кресла тяжёлые лягуСкажу о-ля-ля вот и дождьи книгу возьму и бумагуи скажут: «Бумагу положь!»
«вечер. окончен обед…»
вечер. окончен обедпахнет борщом. и тарелкии глубоки и мелкистоят целым столбом
красные платья промоклижёны почти что лежатжёны советские съелимножество пищи подряд
голубь советский тяжёлыйсел на столовой окносоветский стол стопудовыйпривлекает к себе его…
мужья говорят о службео командировках в Польшугляжу я в окно на лужутвержу: «Нет! ни разу больше!»
Средь клумбы святой гладиолусА кормят наверно борщомикра и грузинские винакак сытно как тяжко живём
«милостиво радостно…»
милостиво радостноглядя на нарисованные облакао съедание курицы и петухао я упал в обморок, в меха!милостиво радостноглядя на нарисованные облакаИталия вечная светлая тёплаяшевелите шеей умелобелой такой же и длиннойшевелите ею повеваякак лебедя горло как горлоУтром облака распоролои вышло чудо-младенецвонючий как тьма.
«все дни открыто и всемирно…»
все дни открыто и всемирножужжит река и все молчаткогда глядят — течёт обильнорека течёт подряд
Вот в воду весёлой ногоюступила и там и стоитна что это нужно пороюникто не поймёт, но не спит
В тюльпанную залу июлявходила в зелёном и длинноми складки фигуру задуликак будто свечу вполовину
Коса ей на сердце свисалаи гру́ди под жёлтым лицомподобно зверькам шевелилиськоторых погладишь потом
В тюльпанную залу июлявлетала тяжёлая птицаВ зелёном и длинном нарядев тёмном зелёном обширном
и летняя точка на телена бо́сых и радостных ножкахи летняя точка на супена маленьком пятнышке жираи летняя также салфетка
«Господин проходил через кухню…»
Господин проходил через кухнюгод был девятьсот десятыйкухарка ловила туфлюбосою стучала пяткой
со сна не понимая делапо которому пришёл господин Стожаренкоона прятала деревенское телов форменную одежду
Господин Стожаренко был пьяныйобычно обычно легкокухарку свою схватил он…и всё это завтра забыл