«Гражданские идеалы…»
Гражданские идеалыВзяты Пномпень и СайгонВьетнамские генералыНа груде красных знамён
Приехали помоложеПоэты из двух РоссийВ Америку! Боже мой боже!Какая возня стихий!
Тёплые небоскрёбыСолнечная благодатьБродяга спит гололобыйИ Будду ему видать…
«Помню жили мы в отеле…»
Помню жили мы в отелеМучил нас Толстовский фондЗа деньгами на неделюЯ ходил к ним как на фронт
Было душно в Нью-ЙоркеВлажно плавали стадаТуч. Как будто Арчил ГоркиВзял и вылил их туда
И красиво с запятымиЖизнь стояла не теклаИ Америка святымиПереполненной была
Мы боролись упиралисьНе хотели до стыдаИ физически боялисьКлочьев мира и труда
Лучше биться бы в РоссииЛучше бы сидеть в тюрьмеМы славянские мессииБледнолицые в уме
Пусть назавтра будет голодПроживу последний деньТолько Боже я ведь молодМне оковы не надень!
Ваша утварь. Ваша пищаВаше рабское лицоНаш сюда не писчи ищетНас сюда в конце концов
«Вид музыки меня ошеломляет…»
Вид музыки меня ошеломляетЯ музыку поскольку ненавижуМеня её звучание швыряетЛишаюсь я отдельности бесстыжей
Вид музыки меня связал со всемиКакая ширь в кретине музыкантеЯ ненавижу. я теряю время.О музыкант в тоскливо-пошлом банте!
И новый в окружении волосМне одинаково невыносимыЯ посмотрел в Ти-Ви – один был босУгри прыщи повсюду разносимы
У их поклонниц – жирненьких девицИли девиц с преступными очкамиЯ видел ряд постыдно-тусклых лицвихляющих нелепыми чертами
Мне этот потный юноша уго́рьДалёк фабрично-заводской ухмылкойОрущий что-то с микрофонной вилкойАмериканских для Витьков и Борь.
«Быть в мире лично свободным…»
Быть в мире лично свободнымС большими моими деньгамиТак учит мечтам народнымВ окне телевизоров пламя
Так учат меня героиСо вздутыми пиджакамиИ учат меня другиеС длинными волосами
Интрига. Преступные тениУлыбка в губах холодныхИ я вне российской лениВдруг очнулся в толпе свободных
«Я дрожу. желаю я зайти…»
Я дрожу. желаю я зайтиВ магазин индийский по пути
Я еду желаю изменитьИ индийской пищи накупить
Я варить заставлю рис. пшеноЯ индийцем стану всё равно
Это по прибытии в АмерикуЯ упал в едоцкую истерику
Ненавистен русский мне обедИ его проклятье – сон вослед
Пусть все мышцы у меня чистыБудут. И покинут их мясы
Сполоснёт рисы китайский чайИ тогда бумагу подавай
Сытый но внутри пустой ЛимоновПоприжмёт Квебеков и Ньютонов
Сытый но без лени и без снаСтанет он работать дотемна
И напоминать его фигураБудет и даоса и авгура
Йога и факира на стенеА «Индиа спайс» лишь средство мне
«Бедный мальчик Игорь или Женя…»
Бедный мальчик Игорь или ЖеняИзбежав ненужных сообщений– В феврале мы прибыли в Нью-Йорк
Я увидел длинные машиныБыл туман и цвет всего мышиныйГород спал. уныл сгорел. прогорк.
Да тогда мы грелись утюгамиОдеялами. кастрюлями. огнямиДаже спички не ища меж рук
И во вторник первая неделяГрохнулась и я поднялся елеНо зато Нью-Йорк отныне друг
Нож во рту. Подруга. Рай. АптекаИспытанье силы человекаИ безумная утечка вин
В магазине чёрного евреяЯ хотел сказать, что «бакалея»«Ликерс» о простите – это сплин
И теперь уже как месяц пятыйГлупый влажный милый и проклятыйГлупый влажный нервный глупый злой
Я могу сказать с гримасой стали«Знаете – другими мы не сталиНо Нью-Йорк – он непременно мой»
К положению в Нью-Йорке (1976)
Дневная передача Нью-Йоркского радио
Жалкая буржуазная оборона! Баррикады на Пятой авеню!
Со стороны Бруклина наступает 3-я пуэрториканская имени товарища Дионисия дивизия.
Сегодня в три часа дня по Бруклинскому мосту моторизованный корпус 8-й интернациональной имени товарища Будённого бригады вступил в Манхэттен!