Что, если бы вралей и остальных собрать
И в яму к этому в товарищи послать?
Да яма надобна большая!
СОБАКА И МУХИ{*}
Собака ловит мух, однако не поймает
И, глупая, не рассуждает,
Что муха ведь летает
И что поймать ее пустое затевает.
Лови, собака, то, что под твоей ногой,
Не то, что над твоей летает головой.
ДУРАК И ТЕНЬ{*}
Я видел дурака такого одного,
Который всё гнался́ за тению своею,
Чтобы поймать ее. Да как? бегом за нею.
За тенью он — тень от него.
Из жалости к нему, что столько он трудится,
Прохожий дураку велел остановиться.
«Ты хочешь,— говорит ему он, — тень поймать?
А это что? Не достать —
Лишь только стоит наклониться».
Так некто в счастии да счастия искал,
И также этому не знаю кто сказал:
«Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своим желаньем
В исканьи счастия, доволен состояньем,
В котором ты живешь».
ХУЛИТЕЛЬ СТИХОТВОРСТВА{*}
Беседе где-то быть случилося такой,
Где занимались тем иные, что читали
И о науках толковали,
Другие — что себя шутами забавляли,
Которых привели с собой,—
К чему кто склонен был. Зашло в беседе той
И о стихах каких-то рассужденье
На именины чьи, не помню, на рожденье,—
Да только гнусное, из денег, сочиненье.
Один в беседе той, охотник до шутов,
А ненавистник всех наук и всех стихов,
В углу сидев, туда ж пустился в рассужденье:
«Да что! и все стихи хоть вовсе б не писать!»
Другие на него тем видом посмотрели,
Как будто внутренне, что он дурак, жалели.
Сказавши глупость ту, он захотел шпынять
Над бывшим тут одним писателем достойным
И голосом своим спросил его нестройным:
«И вы ведь любите стихи же сочинять?»
— «Так, — отвечал другой,—люблю стихи писать,
Однако же не площадные,
А только я пишу такие,
Где дураков могу сатирой осмеять».
<ОСТЯК> И ПРОЕЗЖИЙ{*}
Что и в уме, когда душа
Нехороша?
Народов диких нас глупяе быть считают,
Да добрых дел они нас больше исполняют;
А это остяком хочу я доказать
И про него такой поступок рассказать,
Который бы его из рода в род прославил,
А больше подражать ему бы нас заставил.
У остяка земли чужой наслежник был,
Который от него как в путь опять пустился,
То денег сто рублев дорогой обронил,
Которых прежде не хватился,
Пока уж далеко отъехал он вперед.
Как быть? назад ли воротиться?
Искать ли их? и где? и кто в том поручится,
Чтоб их опять найти? Лишь время пропадет.
«Давно уж, может быть, — проезжий рассуждает, —
Их поднял кто-нибудь». И так свой путь вперед
С великим горем продолжает.
Сын остяков, с двора пошедши за зверями
И шед нечаянно проезжего следами,
Мешок, который он дорогой обронил,
Нашед, принес к отцу. Не зная, чей он был,
Отец сберег его, с тем, ежели случится
Хозяину когда пропажи той явиться,
Чтобы ее отдать.
По долгом времени опять
Проезжий тою же дорогой возвратился
И с остяком разговорился,
Что деньги, от него поехав, потерял.
«Так это ты! — остяк от радости вскричал. —
Я спрятал их. Пойдем со мною,
Возьми их сам своей рукою».
В Европе сто рублев где можно обронить
И думать чтоб когда назад их получить?
КОШКА{*}
Жить домом, говорят, — нельзя без кошек быть.
Домашняя нужна полиция такая
Не меньше, как и городская:
Зло надобно везде стараться отвратить.
И взяли кошку в дом, чтобы мышей ловить.
И кошка их ловила.
Хозяйка дому, должно знать,
Птиц разных при себе держать
Любила.
Какой-то в кошку бес вселился, что с мышей
Она на птичек напустила
И вместе наряду с мышами их душила.
За это ремесло свернули шею ей:
«Ты в дом взята была, — хозяйка говорила,—
Не птиц ловить — мышей».
ЗАЙЦЫ И ЕЖ.{*}
Охотники ежа и зайцев изловили
<...> в один зверинец посадили.
Что ж?
Еж,
Ни дай ни вынеси, на зайцев наступает,
Щетину колку напрягает,
То под того, то под другого скок,
И колет зайцев, и кусает.
Уж зайцы от ежа на горку и в лесок,
Но еж туда ж за ними мчится.
Чтоб как-нибудь укрыться,
Уж зайцы от ежа и в угол, и в другой.
Но еж как тут, как тут, у зайцев за пятой,
И бедным чем оборониться?
У зайцев кожа ведь тонка,
А у ежа щетина жестка и колка.
Решилась их судьба:
Еж скок за зайцами еще с пригорка в дол,
Ударился о сук и брюхо распорол.