Строки из стихотворения Веневитинова «Утешение» уже сопоставлялись с ответом Одоевского на послание Пушкина. Но еще больше эти строки напоминают «Последнюю надежду» Одоевского.
Сохранился отзыв Одоевского о Веневитинове: «...мне дали прочесть его стихи, в которых были не поэтические ощущения, не порывы души юной и впечатлительной, как у Бенедиктова, но глубокое чувство, которое так редко можно встретить в русских стихах» (из письма к В. И. Ланской от 17 июля 1836 г.). Отметим, что именно в поэзии Веневитинова, содержательной, подчеркнуто смысловой, Одоевский видит «глубокие чувства». И в посвященном памяти Веневитинова стихотворении «Умирающий художник» он, используя фразеологию Веневитинова, даже просто его повторяя, оттеняет то, что было свойственно и ему самому, — эмоциональное восприятие мира, его единства:
Характерно, что стихотворение «Умирающий художник» воспринималось друзьями Одоевского как написанное им о самом себе.
Но то, что сближает Одоевского с Веневитиновым, — только один аспект его образа поэта. «Краса и стройность мира», постигаемые поэтом, приводят к вере в конечное торжество правды на земле:
Нет возможности установить, сложился ли этот образ поэта у Одоевского еще до четырнадцатого декабря 1825 года. Но, во всяком случае, после поражения декабристов этот образ певца-утешителя не только не был отступлением от революционных традиций — наоборот, в новой, последекабрьской обстановке он помогал сохранению революционной перспективы.
В подавляющем большинстве дошедших до нас произведений Одоевского воплощена героическая тема «вольности святой».
Борьба за самобытность и народность русской литературы, которая так характерна для писателей гражданского романтизма, вела, естественно, к исторической тематике. В выборе тем из русской истории, в их трактовке сказывался истинный патриотизм Одоевского, любовь к родине и желание видеть ее свободной. В соответствии с настроениями декабризма, выросшего на почве национального подъема эпохи войны 1812 года и воспринявшего впечатления от общеевропейской революционной ситуации 20-х годов, от освободительной борьбы испанских и португальских колоний в Южной Америке, Одоевский органически сливает в своих стихах вольнолюбивые и патриотические мотивы.
Историческая концепция «Девы 1610 года» (отрывка из незаконченной поэмы о Василии Шуйском) в точности соответствует раннему пропагандистскому документу декабристов — «Любопытному разговору» H. М. Муравьева. «Вопрос. Что было причиной побед и торжества татар? — Ответ. Размножение князей дома Рюрикова, их честолюбие и распри, пагубные для отечества. — Вопрос. Почему же зло сие не кончилось с владычеством татар? — Ответ. Предания рабства и понятия восточные покорили их оружию и причинили еще более зла России. Народ, сносивший терпеливо иго Батыя и Сортана, сносил таким же образом и власть князей московских, подражавших во всем сим тиранам» У Одоевского:
Абстрактное вольнолюбие, представление о «божественной вольности», боготворимой в «западном мире», воплощенное в.«Деве 1610 года», далеко, конечно, от того критического отношения к буржуазной демократии, которое мы находим после 1825 года у Н. А. Бестужева, у М. С. Лунина. Стилистически в этом отрызке Одоевский, пожалуй, наиболее близок к Рылееву. Иначе звучат другие его произведения.
Очевидно, в 1829— 1830 годы Одоевским были написаны четыре песни поэмы «Василько» из времен княжеских междоусобиц. В поэме скрещиваются две тематические линии: одна — национально-освободительная (Василько ведет народ на врагов Руси); другая — национально-объединительная (Василько — жертва княжеских раздоров). Примечательно, что имя Василька находилось в словнике «Словаря знаменитым людям Российского государства», задуманного членами «Зеленой лампы». Н. И. Гнедич собирался писать о Васильке поэму; сохранился набросок ее начальных строк: