В речах о мудрости небеснойЗемные чуются струи.Там, в сводах – сумрак неизвестный,Здесь – холод каменной скамьи.
Глубокий жар случайной встречиДохнул с церковной высотыНа эти дремлющие свечи,На образа и на цветы.
И вдохновительно молчанье,И скрыты помыслы твои,И смутно чуется познаньеИ дрожь голубки и змеи.
14 января 1902
«Из царства сна выходит безнадежность…»
Из царства сна выходит безнадежность —Как птица серая – туман.В явь ото сна умчит меня безбрежность,Как ураган.
Здесь – все года, все боли, все тревоги,Как птицы черные в полях.Там нет предела голубой дороге —Один размах.
Из царства сна звенящей крикну птицей,Орлом – в туман.А вы – за мной, нестройной вереницей,Туда – в обман!
17 января 1902
«Озарен таинственной улыбкой…»
Озарен таинственной улыбкой,Проводил он дни земли.Шел на берег – и на глади зыбкойЛьдистый призрак виделся вдали.
Открывались красные воротаНа другом, на другом берегу.И там – прекрасное что-то,Казалось, пело в лугу.
Озарен таинственной улыбкой,Последние проводил он дни —Не в дневной надежде зыбкой,Не в ночной приветной тени.
17 января 1902
«Но прощай, о, прощай, человеческий род!…»
Но прощай, о, прощай, человеческий род!Ты в тумане свои переходишь моря —Через Красное море туман поползет,Я покинул туман, предо мною – Заря!Я смотрю ей в глаза, о, народ, о, народ,Думы нет, мысли нет, только льдина плыветГолубая, холодная, – прочь от земли!Озаренная солнцем смеется вдали!
17 января 1902
«Мы преклонились у завета…»
Мы преклонились у завета,Молчаньем храма смущены.В лучах божественного светаУлыбка вспомнилась Жены.
Единодушны и безмолвны,В одних лучах, в одних стенах,Постигли солнечные волныВверху – на темных куполах.
И с этой ветхой позолоты,Из этой страшной глубиныНа праздник мой спустился Кто-тоС улыбкой ласковой Жены.
18 января 1902 Исаакиевский собор
(Лето 1904)
На могиле друга
Удалены от мира на кладбище,Мы вновь с тобой, негаданный мертвец.Ты перешел в последнее жилище,Я всё в пыли, но вижу свой конец.
Там, в синеве, мы встретим наши зори,Все наши сны продлятся наяву.Я за тобой, поверь, мой милый, вскореЗа тем же сном в безбрежность уплыву
22 января 1902 (1910)
«Я укрыт до времени в приделе…»
Я укрыт до времени в приделе,Но растут великие крыла.Час придет – исчезнет мысль о теле,Станет высь прозрачна и светла.
Так светла, как в день веселой встречи,Так прозрачна, как твоя мечта.Ты услышишь сладостные речи,Новой силой расцветут уста.
Мы с тобой подняться не успели, —Загорелся мой тяжелый щит.Пусть же ныне в роковом приделе,Одинокий, в сердце догорит.
Новый щит я подниму для встречи,Вознесу живое сердце вновь.Ты услышишь сладостные речи,Ты ответишь на мою любовь.
Час придет – в холодные мятелиДаль весны заглянет, весела.Я укрыт до времени в приделе.Но растут всемощные крыла.
29 января 1902 (1918)
«Целый день – суета у могил…»
Целый день – суета у могил.В синеватом кадильном дымуНеизвестный уныло бродил,Но открылся – лишь мне одному.
Не впервые встречаюсь я с ним.Он – безликий и странный пришлец.Задрожали бы все перед ним,Мне же – радостен бледный мертвец.
Мглистый призрак стоял предо мнойВ синеватом куреньи кадил.Он владеет моею душой.Он за мною тогда приходил.
Январь 1902 (1918)
«Война горит неукротимо…»
Война горит неукротимо,Но ты задумайся на миг, —И голубое станет зримо,И в голубом – Печальный Лик.
Лишь загляни смиренным окомВ непреходящую лазурь, —Там – в тихом, в голубом, в широкомЛазурный дым – не рокот бурь.
Старик-пастух стада покинет,Лазурный догоняя дым.Тяжелый щит боец отринет,Гонясь без устали за ним.
Вот – равные, идут на воле,На них – одной мечты наряд,Ведь там, в широком божьем поле,Нет ни щитов, ни битв, ни стад.