Также поляки писали о 800 ульских стрельцах, по большей части побитых во время штурма, и о взятых в качестве трофеев 27 пушках и 300 гаковницах. Впрочем, другие источники сообщают, что весь ульский «снаряд» — и пушки, и порох — погиб в огне, испепелившем Улу. Кто тут прав, а кто нет, сегодня вряд ли удастся точно определить. Единственное, что можно предположить — польному гетману удалось по дороге перехватить и разбить отряд стрельцов, который двигался в Улу на усиление поредевшего от болезней местного гарнизона. Кстати, согласно разрядным записям, на годование в Туровлю в 1567–1568 годах был послан стрелецкий сотник Григорий Вельяминов, сын боярский вяземский. Уж не он ли со своими людьми шёл к Уле? Отметим любопытное обстоятельство: в родословцах сказано, что Григорий умер бездетным — не в литовском ли плену окончил живот свой сотник?
Данные об этом отряде попали в сводную реляцию князя Романа об одержанной победе, а уже оттуда — в польские хроники и гербовники.
О потерях самих литовцев во время штурма практически ничего неизвестно. Один лишь А. Гваньини в своей хронике писал, что во время «гвалтовнего» штурма Улы получил пулю из русской пищали некий ротмистр М. Венет с Лепля, командовавший пехотой в войске Сангушко. Доставленный в Витебск ротмистр скончался от полученной раны спустя несколько дней.
Неожиданный успех — неожиданный тем более, если вспомнить о бесславном походе пана жмудского старосты на Улу несколькими месяцами раньше — изрядно вскружил голову князю Роману. Немедля после победы он отписал Сигизмунду и предложил ему организовать подобный рейд на Полоцк. По его словам, в городе было немного русских ратных людей, и неожиданный набег мог вернуть Полоцк обратно под власть великого князя. Обсуждался этот вопрос и с великим гетманом литовским, однако переписка между королём, гетманом и князем Романом так и не привела к какому-то определённому результату. Предложение польного гетмана выглядело весьма соблазнительным, но требовало усиления его воинства и людьми, и артиллерией. Сигизмунд решил, что лучше закрепиться во взятой Уле, сохранив синицу в руках, нежели гоняться за журавлём в небе, и посоветовал Сангушко обратиться за помощью к виленскому воеводе Миколаю Радзивиллу Рыжему, обговорить с ним детали набега на Полоцк, а заодно и испросить у него подкреплений.
Сигизмунд, в отличие от князя Романа, мыслил более широко, и за отдельными деревьями видел весь лес. Король исходил из того, что московиты попробуют вернуть утраченный замок, а ресурсов в его распоряжении было не так чтобы много — во всяком случае, для одновременной атаки Полоцка и удержания Улы их явно не хватало. И ведь как в воду глядел его королевская милость. Ещё не остыли угли Улы, а из Невеля на помощь гарнизону крепости выступила русская «лехкая» рать на три полка, с тремя воеводами, не больше 1000 «сабель» и «пищалей» (впрочем, польские хронисты по своему обыкновению исчислили войско Шереметева в 6000 одних только ногайских татар) под началом одного из лучших воевод Ивана Грозного — И.В. Шереметева Меньшого.
Невельские воеводы, получившие известие о нападении на Улу, не ожидали, что крепость падёт в одночасье. Они полагали, что осада затянется, а тем временем рать Шереметева, действуя на коммуникациях государевых недругов, вынудит противника отступить от замка. Увы, эти расчёты не оправдались, и Шереметев решил не идти к Уле, а отправился опустошать окрестности Витебска.
Однако в Москве от идеи вернуть Улу не собирались так просто отказываться. К сожалению, русские источники не сообщают о новой попытке реванша за августовскую неудачу. Зато в литовских источниках сохранились сведения о ещё одной попытке организовать поход к Уле. В начале октября 1568 года дрисский поручник Ш. Жабровский сообщал исполняющему обязанности польного гетмана, что, по сведениям его «доброхотов» и засланных к неприятелю его королевской милости «шпегков», в Себеже снаряжается новая рать на Улу. Составить её должны были ратные люди Новгородской земли (в частности, с Шелонской пятины), наряд, порох и ядра для этой рати готовились в Полоцке, а возглавить её должны были два воеводы: первым был некий Никифор (уж не о Никите ли Чепчугове, себежском голове в 1566–1567 годах, идёт речь?), а другим — князь Юрий Токмаков. Поручик писал князю Роману, что этот Токмаков пообещал своему государю непременно вернуть Улу. Надо полагать, вряд ли это обещание было беспочвенным, ибо князь Юрий слыл известным экспертом в крепостной войне.