– И удивляться нечему, – говорила Марья Афанасьевна. – Просто крысища ваша хитрющая, уж она Тяпке на зубок не попадётся.
– Зачем про Тяпку такое говорить, – сердилась тётя Зина. – Она хоть и кошка, а сердце у неё материнское, никогда она своего воспитанника не обидит, хоть бы он сам ей в зубы давался.
И Игорёк тоже твёрдо верил, что тётя Зина права.
ВИТЮК
Звонкий, удивительно чистый и нежный звук бронзового колокольчика слился с мерным боем стенных часов.
– Восемь! – простуженным голосом отсчитали часы и замолчали.
С последним их ударом умолк и колокольчик. Но Витюк, держа его у самого уха и наклонив голову, долго ещё прислушивался к замиравшему в бронзовой чашечке звуку, и серые глаза светились мягко и сосредоточенно. Мальчик вздохнул и осторожно поставил колокольчик на полочку под часами.
– Блякал. Лаботай! (Брякал. Работай!) – деловито проговорил он, обращаясь к входившему в контору бухгалтеру. Ещё раз взглянув на колокольчик, словно прощаясь с ним до следующего раза, повернулся и направился к двери.
– Молодец ты у нас, брат-сват! – весело сказал бухгалтер Андрей Иванович, подходя к столу и опускаясь на тяжёлый стул, видимо, работы домашнего плотника. Правой рукой он поднёс к глазам старинные очки в серебряной оправе, левой – старательно замотал вокруг уха тесёмку вместо недостающего заушника.
При этом ухо даже несколько свернулось в трубочку, но это ему, видимо, не мешало. Усаживаясь на стуле поудобнее Андрей Иванович одновременно придвинул к себе большие счёты и сразу так ловко и быстро защёлкал костяшками, что Витюк остановился и с завистью на них покосился. Но тут же точно вспомнив о неотложном деле, опять повернулся к двери.
– На речку и думать не смей! – высунулась из соседней комнаты женщина с тряпкой в руке и тут же скрылась. Надо было торопиться с уборкой, скоро придут заведующий и остальные. Витюк только тряхнул головой, решительно шагнул через порог и исчез.
Дарья, Витюк и тонкой резьбы бронзовый колокольчик (любимая игрушка Витюка) появились в Домодедовке год тому назад. На пункт по заготовке зёрна Дарья зашла, держа Витюка за руку, спросить, не найдётся ли какой работы. Работа нашлась, нашлась и маленькая комнатка при конторе.
Дарья мыла полы, стирала мешки для зёрна, ходила на почту. А Витюк жил и действовал всюду: в конторе, на дворе и складах пшеницы и овса. Ему всё было интересно, обо всем было нужно узнать. Но при этом он ухитрялся никому не мешать и не досаждать.
– А, Витюк! – весело говорил заведующий складом Степаныч. – Зерно, значит, принимать со мной будешь?
– Буду, – доверчиво соглашался Витюк и усаживался на чурбачок, специально для него приготовленный Степанычем.
Жизнь на пункте шла тихая, и Витюка все любили, но как-то так случалось, что он то и дело попадал из одной беды в другую.
Раз утром заведующий пунктом, войдя в контору, достал из большого портфеля хорошенькую игрушечную тележку.
– Где Витюк? – спросил он и поставил тележку на пол. – А, вот и ты! Бери. Телега есть, а лошадку по ней после подберём.
– Спасибо, – вежливо ответил Витюк. Его большие серые глаза засияли. Он потрогал колёса, маленькие оглобли и, бережно прижав тележку к груди, торопливо направился во двор.
– Не придумал бы чего, – сказала Дарья, но тут же отвлеклась, нужно было нести на почту срочные письма.
Прошло немного времени, и её жалобные причитания встревожили контору.
– Несчастье ты моё! – кричала она. – Да где же ты на такую беду наскочил?
Витюк стоял на пороге, по-прежнему прижимая к груди тележку. На белой рубашке краснело пятнышко крови, а нижняя губка была распухшей.
– Заплягал! – невнятно проговорил он. – Индюка. В телегу.
Андрей Иванович вскочил со стула. Он старался снять очки, но от волнения закрутил тесёмку не в ту сторону и окончательно свернул в трубочку несчастное ухо.
– Борной кислотой надо примочить! – восклицал он. – Борной кислотой. Скорей!
– Ладно уж, – ворчала Дарья, выжимая мокрую тряпку. – Дитё – кислотой. Тоже выдумаете. Водой примочить надо. Да где же он подевался-то?
Витюка уже не было в конторе. Присев на дворе над коровьим корытом, он сам старательно примачивал горящую губу и наклонив голову, рассматривал в воде своё изображение.
– Бог знает, какую инфекцию захватит, – волновался Андрей Иванович.
– Кого теперь запрягать будешь? – смеялся Степаныч.
– Сам возить буду, – обещал Витюк. – За велевку.
– Чего-нибудь ещё удумает, – вздыхала Дарья. – Сам, глядь, тихóй, а в тихости ему не житьё.
Вскоре её слова оправдались.
В контору, тоже как-то случайно, забрела и прижилась серая полосатая кошка Михрютка. С Витюком у неё сразу наладилась большая дружба. Утром, как Дарья подоит козу, первое блюдечко парного молока он тащил Михрютке, а та позволяла ему сколько угодно любоваться на пятёрку таких же, как она, полосатых котят.
Но однажды утром служащие дружно ахнули: Витюк появился в дверях конторы с расцарапанным лицом. Одна царапина украшала нос, другая тянулась по щеке до самого глаза.
– Доил! – как всегда коротко, возвестил он, стоя на пороге, – Михлютку. Она не хотела. Вот!
В руке он держал маленький глиняный подойник с отбитым краем: объяснение с Михрюткой, видно, было бурное.
Андрей Иванович только руками всплеснул и с грохотом уронил счёты.
– Стойте, я сейчас ему всё объясню, – вмешался весёлый молодой счетовод и, подхватив Витюка под руки, высоко подкинул его вверх.
– Это потому, что у неё рогов нет, у Михрютки, – сказал он. – А ты её сенцом подкармливай, как мамка козу кормит. У неё рога и вырастут. Тогда её доить можно будет. Понял?
– Понял, – серьёзно отвечал Витюк, болтая в воздухе ногами. – Пусти.
К вечеру Андрей Иванович, проходя по двору, остановился в изумлении: Витюк сидел на корточках перед ящиком, в котором Михрютка растила своё пёстрое потомство. Он положил перед ней пучок травы и заботливо ощупывал серую лобастую голову с разорванным ухом.
– Нет логов, – огорчённо вздыхал он. – Кýсай, кýсай, Михлютка!
Михрютка подозрительно косилась на его руки, но, не видя в них подойника, военных действий не открывала.
С садоводством Витюку тоже не везло. Пункт находился почти на самом берегу маленькой речки Незванки. Тут же, чуть отступя от обрыва, росла старая дуплистая берёза, а у её подножия красовалась цветочная грядка – гордость Андрея Ивановича и Витюка. Постоянными её обитателями были мальвы, ноготки и анютины глазки. Но кроме них на свободных местах каждое утро появлялось пёстрое бродячее население: ромашки, колокольчики, а иногда просто зелёные веточки ивы и орешника. Пыхтя от усердия и усталости, Витюк таскал для них в игрушечном ведре воду на поливку. Но это не помогало, к вечеру пришельцы опускали головки и увядали. Витюк рвал свой посадочный материал без корешков и сажал его прямо в землю, твёрдо веря в спасительную силу поливки.
– Опять сору натащил, брат-сват, – говорил вечером Андрей Иванович, втыкая в грядку палочки для душистого горошка. – Говорил я тебе, без корешков расти не будут.
Витюк вздыхал и молча вытаскивал завядшие стебельки. Но наступало утро, и он опять упрямо тащил целую охапку свежих цветов и веточек и, воткнув их в землю, тотчас принимался за поливку.
Однако сколько хлопот и забот у него ни было, своего любимого дела Витюк не забывал: отзвонив на работу утром, он к четырём часам дня, где бы ни находился, бросал самые увлекательные дела и спешил в контору. Инстинктивное чувство подсказывало ему, что наступает момент большой важности – конец рабочего дня. Если бы случилось ему опоздать, Витюк был бы безутешен. Колокольчик – его самая драгоценная собственность. Он один имел право взмахивать им одновременно с боем часов и наслаждаться его угасающим звоном.