На одной из остановок Роман завернул в согру. Нарвал пучок жесткого, попискивающего в руках хвоща. Хотел бросить его, подходя к телеге, да вспомнил: в детстве их с Яковом посылала за хвощом мать, когда собиралась мыть полы.
Вернулся ли Яков из армии? Пока что брату везло. Всю войну прослужил в учебной команде. Неужто под конец угодил на передовую? Роман давно не получал вестей из дома. А все потому, что не задерживался на одном месте. То был в боях, то возили по госпиталям.
У озера Углового снова встали. Кудлатый распряг Пегаша и неспутанного пустил на поляну. Мерин жадно набросился на траву, отбиваясь от наседавших слепней.
Мужик принялся разводить костер. Набрал в согре сушняку, вырубил березовую палку для котелка. И вот уже заклубился, потянулся кверху сиреневый дымок.
Озеро, заросшее у берегов осокой и камышом, было спокойным. Только в заводи, где у черневшей на дне коряжины стайкой ходили гольяны, на поверхность воды всплывали мелкие, как бисер, пузырьки.
— Искупаться, что ли, — вслух подумал Роман, снимая пропахшие дегтем тяжелые солдатские сапоги. С озера тянуло прохладой.
— Вода будто лед. А ты вон как распалился, — опять заговорил кудлатый, — застудишься.
Роман по колена вошел в воду. Обожгло холодом. Наверное, поблизости били ключи.
— Правду он говорит. Захвораешь, браток, — послышался в камышах чей-то спокойный голос, и на берег вышел широкоскулый мужик, в черной барашковой папахе и высоких болотных сапогах. Из-под распахнутой косоворотки проглядывала тельняшка. Когда мужик повернулся, Роман заметил высунувшуюся из кармана его брюк рукоятку нагана.
— Далеко путь держите? — спросил незнакомец, подкладывая в костер сухую, прошлогоднюю траву.
Кудлатый бросил быстрый взгляд на Пегаша и ответил скороговоркой:
— Мотинской я, Матвей Завьялов, мил человек.
— А этот? — лесной гость кивнул в сторону Романа, выходящего на берег.
— Из Покровского, — нехотя проговорил солдат, направляясь к костру.
— Вот-вот. Служивый… По ранению домой едет, — загораживаясь рукой от едкого дыма, затараторил кудлатый. — Макаров он сын.
Человек в папахе вскинул голову. Удивленно вздрогнули белесые брови:
— Макаров?.. Стой-ка! Роман — ты? Ну, и чертяка! Здорово! — он широко шагнул и протянул сильную, загрубелую руку. — Али не признаешь?
Лицо незнакомца кого-то напоминало Роману. Он не раз видел этот маленький, с еле заметной горбинкой нос, упрямо сжатые губы, угловатые выступы скул. И глаза одного цвета с полосами на тельняшке. Кто же он? Неужели это…
— Петруха?!
— Я и есть. Без подделки. Постарел? Жизнь, она круто берет. Мертвой хваткой. Кого хошь переиначит.
— Вот встреча! — Роман поздоровался с гостем.
— В руку тебя?
— В руку. Пулевое. Ну, как у нас?
Петруха на минуту задумался, покрутив белесый ус. Испытующе посмотрел на Романа, переспросил:
— У нас?
— Ага. Брат-то попал под увольнение?
— Дома живет. Мы с Яшкой на одной неделе вернулись.
— А ты откуда сейчас? В папахе…
Петруха засмеялся, обнажив крупные зубы:
— Охочусь. А по правде сказать — бегаю от охотников. От белой милиции, как заяц. У нас тут тоже покоя нету. Сначала мы земству по шапке, теперь они нам. А что дальше будет — посмотрим.
— Значит, в бегах? — неопределенно протянул Роман.
— В бор ушли, чтобы силу свою сохранить. Как в Галчихе узнали про восстание чехов, контра на свет повылезла. Милицию учредили, чтобы с совдепщиками рассчитаться. Главным урядника Марышкина поставили. А он похвалился в неделю покончить со всеми, кто в Советах работал. Только голыми руками нас не возьмешь. Еще попортим крови их благородиям! Вот увидишь!.. И своего добьемся!
Из-за поворота донесся стук телеги. Тревожно метнулись Петрухины глаза. Он заспешил.
— Нет ли хлеба, мужик? — обратился к кудлатому.
— Полбулки уступлю, — проговорил тот, развязывая холщовую котомку.
— А ты, Роман, ничего не видел и не слышал. Потом как-нибудь потолкуем. И вот еще что… Передай там жинке, что жив-здоров. Беспокоится, поди, — Петруха ловко сунул краюху хлеба за пазуху и скрылся в камышах. И снова стало тихо на озере.
— Эх, лихая твоя башка!.. — с восхищением бросил вслед Матвей. — Дружком доводится?
— С братом годки.
Роман, надевая сапоги, рассматривал приближающуюся к ним подводу, на которой сидели двое в форменных картузах. «Объездчики», — подумал. Роман и беспокойно посмотрел на костер. Оштрафуют.
Высокий и тонкий, как жердь, парень с бесцветным, осыпанным оспой лицом проворно соскочил с ходка. Уставился на Романа глубоко запавшими глазами, взвизгнул: