С назначением в Джидду «старого опытного интригана сэра Андрю Риана» в аравийской политике Англии наметились некоторые сдвиги. Почувствовав в лице Советского Союза серьезного конкурента, способного вытеснить его с, казалось бы, устойчивых позиций, Лондон был вынужден пойти на некоторое смягчение своего курса в регионе. Причем предпринятые британцами шаги — выдача Девиша, преобразование английского консульства в Джидде в миссию, прекращение антисаудовской кампании в англо-арабской прессе и т. д. — были призваны продемонстрировать новую, «мирную» тактику проникновения в Аравию.
Анализируя новые моменты в саудовско-британских отношениях, Назир Тюрякулов отмечал как некоторое ослабление английского влияния на аль-Сауда, так и смену Лондоном своей тактики. Постепенно открывался смысл назначения Райяна как искусного дипломата со стажем: он должен был склонить аль-Сауда «к капитуляции мирным способом, поскольку методы провокации провалились и Ибн Сауд сумел хотя бы и с большим напряжением сил ликвидировать Девиша. Фактически было бы правильнее сказать, что Риан пожинает плоды прежней, агрессивной политики: утомленный борьбой Ибн Сауд в целях передышки вынужден идти на компромиссы. Отсюда понятно, почему Ибн Сауд продолжает пользоваться услугами и советами группы Фуада-Хамзы-Филби. Отказ от услуг этой клики, в которую, судя по некоторым признакам, втянут стоящий раньше особняком королевский советник сириец Юсуф Ясин, означал бы в этих условиях нежелание Ибн Сауда урегулировать свои отношения и попытаться договориться с Англией».
Особая роль «Абдуллы» Филби при королевском дворе, а также предпринимаемые им шаги по форсированию английских попыток легально обосноваться в тех районах страны, которые могли бы стать чрезвычайно важными объектами игры в будущем, вынуждали советского полпреда постоянно держать британца в поле зрения. К попыткам такого рода Н. Тюрякулов относил «стремление шейха Абдуллы Филби добиться для себя концессии на природные богатства Дуба, эль-Ведже и других районов. Надо полагать, что принятие им ислама находится в тесной связи… с концессионными планами, осуществление которых приняло бы весьма одиозный характер и значительно скомпрометировало бы Ибн Сауда без предварительной подготовки общественного мнения. В какой мере удастся им осуществить эти свои планы, сейчас трудно судить. Несмотря на наличие ряда обстоятельств, благоприятствующих безраздельному укреплению английского влияния при дворе Ибн Сауда, в последнее время мы наблюдаем ряд симптоматичных фактов, которые сигнализируют о появлении нового партнера в англо-саудовской игре, и нежелание этого партнера допускать дальнейшее усиление английского влияния. Я имею в виду Францию».
С появлением новых иностранных игроков на экономическом и политическом поле саудовского королевства полпред Н. Тюрякулов получил дополнительные возможности для маневра. До начала 1930 года Франция на полуострове вела себя пассивно. Вся роль французского консульства в Джидде, которое представлял секретарь консульства — молодой чиновник Го, сводилась к регистрации паломников из французских колоний, наблюдению за сирийскими эмигрантами и т. п. Однако с приходом к власти в Англии лейбористов англо-французские отношения в Хиджазе-Неджде заметно обострились. Тюрякулов считал, что они приблизились «к взаимному соперничеству».
С другой стороны, активизация французов в регионе привела к значительному улучшению франко-саудовских отношений, что даже сделало возможным выдвижение Парижем «своих» людей на правительственные посты в саудовском королевстве. Одним из таких фактов явилось назначение королем энергичного и способного триполитанского деятеля, ярого италофоба Халида Каркани на пост помощника королевского наместника в Хиджазе, а также назначение профранцузски настроенного сирийца Наби аль-Удма главой вновь созданного управления регулярной армии. По этому поводу Назир сообщает в Москву: «Особо отмечу, что Халид бин Каркани, имеющий представительство от французских фирм, после нескольких удачных выступлений заметно выдвинулся и занял весьма важный пост помощника Наместника». Далее полпред отмечает, что данное обстоятельство давало возможность в известной мере контролировать, а иногда и нейтрализовывать значительное влияние группы Хамза — Филби на принца Фейсала.
Все эти факты, вместе взятые, несомненно свидетельствовали о существенных сдвигах в аравийской политике Франции. Державшееся до этого пассивно, французское дипломатическое представительство в Джидде активизировало свою работу, очевидно, не желая и далее оставаться в королевстве в роли безучастного зрителя. В свою очередь и аль-Сауд, учитывая новые тенденции во французской политике, по словам советского дипломата, был «не прочь прощупать серьезность и солидность французской позиции, а иногда и использовать ее в своих интересах, как это имело место в холерном вопросе». Особое удовлетворение у полпреда вызвал тот факт, что внедрение французов в политические процессы королевства происходило явно за счет британцев.
Новые люди в окружении аль-Сауда стали заметным противовесом группировке Хамза — Филби. Их появление не могло не способствовать консолидации тех немногих сил, которые раньше безуспешно боролись против доминирующего положения этой группировки. Противодействовавший ей министр финансов Абдулла Сулейман, разумеется, получил поддержку новых сил, благодаря чему смог добиться сосредоточения всех правительственных поставок в своих руках. Если бы это сообщение соответствовало действительности, то, по утверждению Н. Тюрякулова, означало бы лишение «альянса Хамза-Филби одного из крупных источников их незаконных доходов».
Поскольку голландцы далеко не во всех вопросах оставались «английским подголоском», полпреду удалось наладить нормальные отношения и с ними. Так, например, материалы работавшего при советском диппредставительстве доктора Мошковского свидетельствуют о том, что «по карантинным делам голландцы не всегда солидаризируются с англичанами». Голландское консульство в Джидде, так же как и большинство других, было преобразовано в дипломатическую миссию с назначением бывшего консула Ван Мюллена поверенным в делах. Однако это не очень расшевелило голландцев. Как и прежде, они не проявляли ни особой политической активности, ни заметного интереса к общественно-политической жизни страны. «Вся их работа состоит в развитии деятельности своих торговых организаций и полицейско-охранному наблюдению за индонезийцами», — пишет Н. Тюрякулов, отмечая при этом, что «личная и культурная связь между нами и голландской миссией вполне удовлетворительна».
В начале 1930 года все саудовские дела фактически вершила «тройка», состоявшая из принца Фейсала и имевших на него определенное влияние сирийца Фуада Хамзы и англичанина Абдуллы Филби. «В настоящее время мы наблюдаем определенное падение авторитета Филби и некоторую атмосферу недовольства короля и недждийцев против Фуада Хамзы», — сообщает полпред. Вместе с тем из посланий Назира руководству НКИД становится ясен новый расклад сил в королевстве. Можно с уверенностью сказать, что к концу того же 1930 года там оформились две группы, объединявшие как иностранцев, так и саудовцев, и обладавшие примерно равными возможностями влияния на политику аль-Сауда и его правительства, но стоявшие на диаметрально противоположных позициях.
Шел процесс постепенного вытеснения пробритански настроенных лиц из королевского окружения. Даже в целях получения займа в качестве финансового советника аль-Сауд пригласил голландского банковского специалиста. В то же время король продемонстрировал нежелание брать деньги у Англии, которая, по-видимому, Хиджазу в них не отказывала. Ведь ценой займа Лондон получал возможность затребовать целый ряд территориальных и стратегических уступок. Британцы явно впадали в немилость.