После приезда Матюшкина в миссии произошло перераспределение обязанностей, которое, с одной стороны, должно было облегчить жизнь, но с другой, добавило новых хлопот. «Туйметов постепенно вводит т. Матюшкина в курс своей работы, подготавливая его к полному охвату всех его функций, которые он нес (консульские функции, счетоводство, хозчасть и пр.)… Матюшкин назначен секретарем полпредства с окладом переводчика, поскольку наши местные возможности не позволяют нам решить этот вопрос иначе. Туйметов предполагает выехать в апреле месяце исходя из того, что, во-первых, он не может после долгого пребывания в жаркой стране зимой вернуться в СССР и, во-вторых, потому, что полпредство в настоящее время в нем нуждается. Поэтому мы решили перевести т. Матюшкина на оклад секретаря после отъезда т. Туйметова. Нот. Матюшкин сейчас выдвигает требование о назначении ему оклада секретаря, основываясь на приказе о его зачислении и назначении по управлению делами. Прошу рассмотреть этот вопрос и дать нам твердые указания. Просьба подтвердить согласие НКИД. В связи с этим НКИД надлежит озаботиться о присылке нового соответствующего сотрудника к апрелю месяцу, чтобы отъезд Туйметова и Тюрякулова не оголил полпредство».
Тяжелая ситуация с профессионально подготовленными кадрами вынуждала Назира Тюрякулова заниматься не только своими прямыми обязанностями, но и поиском потенциальных работников и подготовкой смены. «Имея в виду незначительность кадров арабистов в Москве, я считал бы в интересах нашего дела необходимым практикование системы стажерства. Один арабист из окончивших Восточный институт или старшекурсников мог бы один год использоваться для практической стажерской работы в Джедде, подготавливаясь к своей будущей работе в агентствах и представительствах. Этим способом мы обеспечили бы себя небольшим кадром людей, владеющих арабским языком не только теоретически, а и практически.
На языке Корана здесь невозможно на базаре купить себе и коробку спичек. Между тем в наших учебных заведениях, выражаясь фигурально, готовят не арабистов, а коранистов, могущих объясняться лишь с мертвецами и ангелами. Кроме того, стажерство стимулировало бы интерес к арабскому сектору со стороны учащихся в смысле обеспечения их в будущем работой при условии их работоспособности. Количество мест в арабском секторе наших институтов должно быть при этом сужено до рамок потребности во избежание «перепроизводства»».
Есть ведь и такие арабисты: как, например, Акчурин, которые кончают институт им. Нариманова и работают в Наркомторге по другой специальности после блестящего окончания арабского сектора. Между прочим, представляю Вашему вниманию и этого товарища в качестве кандидата на место переводчика. Наряду с хорошими познаниями по арабскому языку он подготовлен и для работы по экономической линии и безукоризненно владеет русским языком, что дает ему преимущества перед Биляловым. Покойный Бекинин не только не знал русского языка, но не хотел развивать и углублять свои познания в этой области, в результате чего нам приходилось заниматься переводом с русского языка Бекинина на общерусский литературный язык. Это обстоятельство отнимало много времени при подготовке для Москвы информационных материалов».
Однако бывали в работе представительства ситуации, когда отъезд «ценного переводческого кадра» воспринимался как дар божий. Так случилось с переводчиком Катышевым, после отбытия которого на родину Н. Тюрякулов с огромным облегчением пишет в Москву: «…доволен тем, что мы все после отъезда Катышевых и по приезде тихих людей обрели покой и избавились от скандалов, которые являются типичными для народных судов Москвы. Мы молчали. Ке фер! Я ведь не мог даже замечания делать им. Первое и последнее мое замечание т. Катышеву о неудобстве танцев в утренние часы и стука над потолком… когда там сидят гости (так оно и случилось), вызвало обвинение меня со стороны обоих Катышевых в бюрократизме и т. д. вплоть до разговоров со слезами, которые выжимались в любой момент. Я вынужден был молчать и тогда, когда Катышев избивал свою жену, и последняя кричала о помощи. После этого начинаешь относиться с недоверчивостью ко всем новым людям. Я обо всем этом рассказал Вам исключительно для того, чтобы отметить всю важность тщательного подбора работников во всех отношениях».
Непростое положение сложилось в представительстве и с медицинским обслуживанием. На первых порах по любому поводу приходилось прибегать к услугам любых доступных специалистов. Или выручала Нина Александровна Тюрякулова, врач по образованию. Однако поскольку это не входило в круг ее прямых обязанностей, требовался кадровый специалист из Москвы. Случилось так, что именно смерть Бекинина явилась тем печальным «примером, который иллюстрирует наше «сиротское» положение. Я лично не собираюсь болеть, но наличие врача в консульстве для оказания помощи сотрудникам и нашей местной колонии в первую очередь считаю необходимым и полезным. Требования, которые я мог бы предъявить по этому вопросу, сводятся к тому, чтобы врач (или доктор) был опытен по своей специальности, мужчина лет 35–45. Желательно, чтобы был мусульманин, если его жена тоже будет заниматься врачеванием, то тоже неплохо. Сейчас нас пользует женщина-врач (гречанка) Petridis и голландский доктор яваец Абдуль-Фаттах (последний лечил Бекинина). Это очень и очень неудобно. Кроме того, население справляется о том — будет ли у нас врач. Хотя т. Туйметов считает во избежание «разговоров», имевших место в прошлом, что лучше прекратить амбулаторный прием больных, я полагал бы возможным и полезным для наших общих интересов продолжить амбулаторный прием нашего советского населения, не ограничивая круг деятельности врача стенами консульства. Пока же мы в порядке местного найма предлагаем пригласить жену д-ра Бабаджана, которая скоро должна приехать на «Лусе» и которая, по сведениям т. Хакимова, согласна работать у нас. На это дело мы имеем телеграфное согласие т. Аркадьева. Вообще же предпочитал бы иметь здесь в агентстве лишнюю женщину, хотя бы в качестве врача. Если в этом отношении перегну палку в сторону излишней осторожности, то мы не пострадаем. Это я говорю в учёте культурного уровня местного населения и местных традиций».
Учитывая местные традиции, а вовсе не по причинам «женоненавистничества» Н. Тюрякулов вновь и вновь поднимает вопрос о докторе-мужчине. «У нас продолжает работать женщина-врач Тивель (Бабаджан). Она работает здесь в порядке местного найма. Я по-прежнему остаюсь на «мусульманской» точке зрения, что нам лучше иметь все-таки мужчину доктора. Правда, она работает прекрасно и приобрела большую популярность среди женской половины населения: ежедневно принимает до 25–30 чел. Из осторожности по нашему совету она часто отсылает к другим врачам (сирийцам), чтобы ее не подозревали в «отбивании» чужих больных. Население весьма довольно. Тем не менее, прошу Вашего содействия в замене ее мужчиной. Частным образом узнал, что вопрос о докторе Мошковском встретил какое-то затруднение. Если это так — то приходится сожалеть. Нельзя ли ускорить разрешение этого вопроса в желаемом нами направлении».
Настойчивые просьбы полпреда были в конце концов услышаны, и накануне 1930 года «одновременно с почтой» в Хиджаз выехали «врачи Мошковский (высококвалифицированный ученый специалист по вопросам тропических болезней), главным образом для ведения научных исследований, и его ассистент врач Нахашвили, главным образом для подсобной работы и для клинической практики. Хотя по настоящий день мы не получали Вашего сообщения о визе для Нахашвили, рассчитываем, что Вам удастся ее получить. В противном случае, Нахашвили пришлось бы поехать на некоторое время в Ходейду и там дожидаться визы для приезда в Геджас».