Наши переговоры возобновляются в полном объеме. Советское правительство остается верным своей политике — не ставит геджасское правительство в затруднительное положение. Исходя из этого принципа, оно заявляет: если геджасское правительство в силу каких-либо обстоятельств и соображений считает для себя настоящий момент преждевременным для заключения с нами торгового договора, то советское правительство не возражает, если переговоры по дружественному договору будут выдвинуты на передний план. Исходя из того, что в свое время геджасское правительство не выдвинуло никаких возражений против представленного мною проекта дружественного договора, я предлагаю завершить нашу работу в этой части в ближайшее время и подписать дружественный договор между обеими странами».
Очевидно, предлагая подобные меры, Назир считал наиболее выгодным перейти к тактике затягивания переговоров, по возможности до прояснения политической ситуации в саудовском королевстве, когда те или иные шаги советской стороны могли бы предприниматься с большей ясностью. Пока же, как говорил своим высокопоставленным собеседникам полпред, советская сторона готова обсудить с саудовским правительством вопрос о долгосрочном товарном кредите лишь после заключения политического и торгового договоров. Если почему-либо Эр-Рияд посчитал бы тот момент неподходящим для заключения торгового договора, то СССР в целях укрепления дружественных отношений готов был бы ограничиться подписанием пока политического договора, но в этом случае «мы не видим препятствий к тому, чтобы заключать краткосрочные сделки по соглашению с нашими торговыми обществами».
Ответ из НКИД не заставил себя ждать и был резким и категоричным. Полпреду сообщали, что «в вопросе паломников из СССР и допуске к нам мутавифов мы занимаем отрицательную позицию. Это должно быть в мягкой, но твердой форме и при благоприятных тактических условиях доведено до усвоения Сауда. Последним это едва ли может быть воспринято в одиозном смысле, поскольку для этого вопроса нет лучших перспектив также в Турции и отчасти в Персии, которые к тому же являются мусульманскими странами. Как Вы знаете, и в Турции и Персии проводятся мероприятия по сокращению хаджа. Что касается нас, то, несмотря на незначительность советских паломников, мы имеем специальные рейсы и доставляем в Геджас паломников, главным образом иностранных. На большее с нашей стороны рассчитывать не приходится».
Информация Москвы была верной. Действительно, ежегодное недополучение 70–80 тыс. египетских фунтов и 20–25 тыс. «эрдебов» пшеницы в качестве вакуфных отчислений из Египта являлось достаточно серьезным стимулом для форсирования этого дела аль-Саудом. Так же как и в случае с СССР, король очень хотел бы, но не мог получить от Египта вакуфные доходы за последние 10 лет.
Сам Н. Тюрякулов был до конца убежден в том, что удовлетворение Москвой вакуфных претензий Мекки имело бы «огромное» политическое значение и укрепило бы авторитет саудовского государства в третьих странах, имея в виду, что аналогичные отчисления должны были осуществлять Египет, Трансиордания и другие мусульманские государства. Что касается паломников, то, по его мнению, содействие их транзиту через советскую территорию ежегодно в количестве 10–15 тыс. человек произвело бы «очень хорошее впечатление и отвело бы обвинения в угнетении ислама».
Собственно, Н. Тюрякулов обосновывал свои рекомендации в докладных записках руководству НКИД со знанием дела. Он посетил губернатора Джидды Абдуллу Реза, который сам затронул вопрос о паломничестве. Губернатор стал жаловаться на плохие дела, на падение паломничества, на отсутствие паломников из СССР. Полпред указал ему, что русские мусульмане должны сначала «восстановить свое хозяйство, а потом думать о мечети, как говорится в изречении пророка». Со стороны же правительства СССР, как и Турции, никаких препятствий паломничеству не ставится. Губернатор возразил в том плане, что Турция подражает СССР и что восстановление хозяйства не должно мешать хаджу.
В своих записках в Центр Назир рассуждал следующим образом: «Если бы из СССР приехало 1000 паломников, то это не нанесло бы большого вреда 180 миллионам. Такой факт произвел бы очень хорошее впечатление в мусульманских странах и не стали бы говорить, что СССР противник ислама, что в СССР паломничество запрещено. Это мое личное мнение». В беседах же с местными деятелями ему приходилось упорно проводить мысль о том, что этот вопрос должен разбираться независимо от политических и экономических проблем.
Умение вовремя апеллировать к Корану не раз сослужило советскому дипломату добрую службу. Не менее значимым для его положения в саудовском обществе было стремление максимально придерживаться предписываемых исламом норм и традиций, активно при этом используя свой имидж верующего. Кроме того, Тюрякулов неоднократно совершал как большой, так и малый хадж, так называемый «аль-умра». Для расширения личных «мусульманских» связей им был использован «Праздник Ид-аль фитр» (праздник разговенья по завершении рамадана. — Авт.). «Обменялись приветствиями более чем с 100 чел. У нас был прием знакомых, приходивших с поздравлениями».
Хадж — один из пяти столпов ислама, святые места которого расположены в Мекке и Медине. Ежегодно миллионы верующих приезжают сюда для совершения священных обрядов. Паломничество желательно для тех мусульман, кто может перенести физические тяготы пути и располагает финансовыми возможностями. Очевидно, что в 20—30-е годы в СССР таких было немного, однако на созванные во второй половине 20-х годов в Мекке всемирные мусульманские конгрессы от советских мусульман были направлены представительные делегации. От них требовалось активно участвовать в обсуждении всех как общих, так и частных исламских вопросов. Несмотря на то, что на тот момент в СССР главенствовал атеизм, Кремль даже в 20–30 годы не препятствовал тому, чтобы ежегодно небольшие организованные группы мусульман из Татарии, Башкирии и среднеазиатских республик совершали хадж.
Однако гораздо больше было тех, кто вынужден был исполнять святой долг обходными путями. Их судьба не могла не волновать советского полпреда. По мере возможности он старался помочь нелегально пробравшимся через Индию в Хиджаз и терпящим материальные бедствия гражданам Узбекской ССР. В специальном письме на этот счет замнаркома Л. Карахану он просит решить вопрос о возвращении их на родину, ссылаясь на положительный опыт английских и итальянских властей в подобных делах, и предлагая конкретную схему их репатриации.
Назир даже берет на себя смелость ходатайствовать перед советскими властями в урегулировании вопросов, связанных с судьбой оставшихся в Узбекистане родственников выехавших в Джидду советских граждан. Так это было, например, в случае с неким Мусой Бигиевым или с представителем клана крупнейших в дореволюционное время ферганских землевладельцев и хлопкопроизводителей Мияном Кудратом, связывавшим с полпредом все свои надежды.
Тревожит его и судьба иностранных паломников, прибывших на советском теплоходе «Ванцетти», который лишь случайно избежал штрафа. На борту этого пассажирского судна, не оборудованного надлежащим образом, было 200 паломников из Персии. Агент Совторгфлота Лазарини отказался оставить теплоход для обратной их перевозки в Персидский залив. «Нужно сообщить НКИД, что Совфлот, если берет в сезон хаджа паломников из Персидского залива, должен оборудовать свои пароходы нужным образом, помещая паломников в трюмах, а не на палубе», — с возмущением пишет Н. Тюрякулов.
Он направляет в Москву письмо, в котором сообщает точную дату хаджа. «Мой предварительный ответ на Ваш запрос являлся приблизительным, выведенным из календарных указаний. Вы знаете, что начало рамадана и его конец определяются луной, которая не всегда показывается в положенные календарем вечера. Отсюда вытекает приблизительность календарных сроков. Теперь уже на основании циркуляра министерства иностранных дел Мекки необходимо информировать организации и агентов СТФ, занятых приемкой и перевозкой хаджей, об этом и просить их уточнить расписание отходов наших пароходов из Одессы».
Энергичный полпред успевал быть в курсе всех событий, активно контактируя не только с многочисленными местными «нотаблями» и иностранными дипломатами. Не избегал он встреч и среди прибывающих на хадж различных деятелей, в том числе оказавшихся на чужбине соотечественников. Шеф политической полиции Хиджаза М. Тайиб как-то рассказал Н. Тюрякулову об осевшем в Турции выходце ц. з Сибири известном панисламисте Абдуррашиде Ибрагимове, который в 1931 году представил аль-Сауду записку с предложением о создании в Мекке «всемусульманского общества, которое помогало бы Ибн Сауду и обсуждало бы все мусульманские вопросы, пользуясь ежегодным хаджем». Король тогда не принял А. Ибрагимова по причине того, что, как полагал Н. Тюрякулов, «это предложение отпугнуло его».