Джай сказал себе: завтра нужно отнести в полицию.
Ещё повертел в руках и сунул в ящик стола.
***
Ему снились голубые всполохи и тени. И будто бы над письменным столом колышутся тончайшие занавески.
Проснувшись, Джай свои сны забыл совершенно, только осталось неловкое, тягучее ощущение тревоги.
В магазине все только и обсуждали вчерашнее происшествие, первым вопросом любого покупателя (и просто любопытствующего) с порога был: "Так что, чёрт возьми, вчера случилось?"
История явно успела обрасти подробностями. В частности, из неё совершенно исчез Джай, зато появились все остальные продавцы и даже начальница. Джай испытал от этого облегчение: у него болела голова, все звуки казались резкими и громкими, запах кофе Станиславы - приторно-горьким и тяжелым. Поэтому он оставил своих возбужденных и словоохотливых коллег пересказывать историю в какой-то там раз, а сам скрылся в отделе редких книг. Там всегда тихо и ровно.
Там живут книги, и они, конечно, переживут и самого Джая. Это смущает, подавляет, но и успокаивает.
Больше всего Джай любит небольшую книжечку в потертой обложке из буйволовой кожи (сам он он эту кожу от, скажем, коровьей не отличит, но почти наизусть знает буклет-п
утеводитель по отделу). Эта книжечка - не книга в общем понимании этого слова. Это книжка для записей, блокнот, в котором одна юная дама конца девятнадцатого века записывала всё подряд. А сама книжка озаглавлена как "Жарко было прошлым летом..."
Джаю довелось полистать этот занятный полудневник-полуотчёт. В нём все скопом: и цены на шляпки, перья для них, шелковые перчатки, и тут же - заметки о привычках молодого человека, к которому девица питала чувства. Или совершенно какие-то посторонние замечания, что-то вроде "За окном гуляет корова. Жует что-то, а губы у неё большие и розовые. Думала подставить ей ладонь." В общем, очаровательная книжка, Джаю она нужна была сейчас как вздух...
Сделалось очень тихо.
... Оно и всегда здесь тихо, сюда редко кто заходит, но сейчас... Сейчас звуков будто вовсе не осталось. Никаких. Джай не слышал даже собственных шагов. Единственная витрина - та самая, с записной книжкой - тихо, ровно светилась в полумраке. Джай пошёл на свет. Стекла в витрине не было, книжечка лежала - руку протяни.
Джай потянулся.
...Было жарко, как бывает летом в городе - пыль, духота, запах конского навоза и прочих нечистот, постоянное желание вымыть руки и лицо. Попросила принести умывальный таз и воды из колодца, чтобы ледяной, чтобы хоть немного остудить пылающее лицо. Машка заохала, сказала:
- Как же ж, барышня, простынет горлышко!
И воды не принесла.
Кости корсета больно впивались в ребра. За окном извозчик шумно ругался с лавочницей, неопрятной бабищей в грязном переднике. Орал её чумазый робятенок, вцепившись в мамкин подол. Книг новых не привезли, а обещали. Может, привезут завтра.
Вышивать не хотелось, болела голова и клонило в сон...
Джей отдернул руку. С неё привычно посыпались искры. Джей раздраженно тряхнул рукой, и они послушно растаяли.
Джей отступил назад, чувствуя себя больным, усталым, сонным. Летняя жара убивала...
Летняя жара.
Джай отступил от витрины, в которой по-прежнему не было стекла. Попятился. А потом побежал.
Его окликали.
Он выбежал в дождь в чём был - в рабочем джемпере с бейджем, в белых чистых кедах. Заскочил в какой-то автобус. И только там понял, что, кажется, сошёл с ума.
***
Никто и никогда не говорил Джаю, что он может оказаться магиком. В его родителях, дедах и, насколько ему было известно, прадедах искра не водилась - ни в одном. Джай учился в совершенно обычной школе, мать до замужества работала инженером, отец держит небольшой продуктовый магазин и цветочную лавку. Джай должен был (и сейчас, наверно, должен) пойти по его стопам.
А потом эти проклятые искры. И ладно бы хоть польза от них какая, так нет. Ему уже случалось подпалить во сне кровать так, что вся квартира провоняла гарью, а приехавшие на вызов соседей пожарные долго смеялись.