Вскоре изрядно наклюкавшийся, старшой уже начал поучать Рината, а в его лице и весь Кавказ.
— Что вы упираетесь, як телки⁈ Вы же с горчичное зернышко, а Рассея як широкое поле, — широко раскинул руки казачина, показывая необъятные просторы своей страны. — Напульона вона стреножили. Знаешь скока с ними солдат было? Нам господин охвицир сказывал, что было хранцузов почти пять сотен тысяч. Мы же им такого пинка под зад дали, что знамо любо посмотреть… Вы-то куда претесь со свиным рылом в калашный ряд? Со свиным… Свинья-то не по нраву вашему Магомеду[7]…
Казак еще долго доказывал Ринату, что горцы не выстоят перед русской армией. Тот в конце уже и не слушал осоловевшего спорщика, думая о своем. «… Понятно, что не выстоят. Даже проведя тотальную мобилизацию, горская армия будет в разы меньше русской. Не надо забывать и про большие проблемывооружением и боеприпасами. Что уж говорить, если приходится делать пушки из дерева. Сам не поверил своим глазам, когда увидел одно такое чудо-оружие. Выдолбили изнутри ствол здоровенного дерева, сделали запальное отверстие и поставили на пути следования казачьего отряда. И, мать его, сработала ведь! Правда, выстрел вышел какой-то говеный…».
Сегодняшний разговор еще больше укрепил его в мысли, что спасение Кавказа, да, чего скрывать, его собственное, как единого целого, было только в примирении со своим соседом. Для этого же горские племена, эти десятки самых разнообразный и часто враждующих друг с другом, племен, должны были объединиться в одно государство, которое могло заставить считаться с собой. «Да-да, надо думать над тем, как заключить мир с России на более выгодных для Кавказа и его жителей условиях. Хотя, сейчас бы для начала собрать все племена в кучу… Задачка не самая простая. Тут хан сидит на хане и ханом погоняет. Эти уроды явно не согласятся так просто отдать свою власть. Один хан Джавад, падла, чего стоит. Сначала в десны целовался, а потом зарезать пытался».
Когда разговор за столом сам собой затих, Ринат поблагодарил за все тех, кто еще был на ногах. После собрал свой нехитрый скарб — котомку молитвенным ковриком, едой и питьем и отправился в путь.
— Вот и здравствуй, Кавказ-батюшка, — прошептал он, видя перед собой уходящую высоко в горы узкую дорогу. — Посмотрим, примешь ли ты меня снова…
Ринат вновь выглядел нищим суфийским дервишем, который, прикрывая грязное тело дерюгой, ищет небесные истины в земной жизни. Правда, для этого ему пришлось немало повозиться. Найдя подходящую грязную лужу в укромном местечке, он несколько раз плюхнулся в нее. Обсохнув на солнце, снова залез в туже самую лужу. Затем тщательно извозился в дорожной пыли, посадил на одежду с десяток колючек, острым камнем нанес на руки и ноги царапины.
— Готов съесть свой драный молитвенный коврик, если кто-то сможет признать в этом оборванце имама Шамиля. Даже борода по другому смотрится, — рассмеялся Ринат, внимательно разглядывая свое отражение в зеркале воды встретившегося на пути источника. — Пусть Джавад со своими людьми выкусит. Дай Бог, до своих дойти… Там можно будет и рассчитаться.
Путь назад вышел утомительным, тяжелым. Ведь Ринат, помня о карауливших его врагах, старался выбирать нехоженые тропы, которые больше подходили для круторогих туров[8] с их острыми копытами. Обходя людные стоянки, забирался на такие верхушки скал, что захватывал дух от открывающихся красот. Несколько раз срывался, кувырком пролетая десятки метров по осыпающимся кручам и только чудом не ломая себе шею. Ночами мерз, кутаясь до посинения в старый шерстяной хала и проклиная хана Джавада и его род до последнего колена. Днем изнывал от палящего солнца, заставлявшего смотреть на дорогу сквозь щелки в веках.
От такого пути была лишь одна польза — возможность собраться с мыслями и неторопливо обдумать свои предстоящие шаги. Глубокая тишина и неземные виды вокруг создавали у него медитативное настроение, во время которого вещи, казавшиеся ранее сложными, превращались в нечто просто и понятное.
— Ладно, с экономикой и социалкой вроде все понятно. Ханам и бекам дадим пинка, самым упертым сделаем «секир башка». Их безумные налоги отменим, введем что-нибудь попроще и поменьше. Это позволит горцам немного вздохнуть. Рабство тоже в бан. При мечетях сделаем начальные школы, чтобы дикости меньше стало, а адекватности побольше. Кроме того, пусть муллы объясняют политику партии народу. А то некоторые такие репы наели, что уже непонятно, кому они служат — Всевышнему или Мамоне, — бормотал он, на автомате переставляя ноги по тропе. — Главное, что делать с идеологией? Пока у нас из каждой щели и угла кричат о газавате, то есть о войне с неверными, собственно, русскими. Это не есть гуд, в конечном итоге… Нужна такая позитивная идея, чтобы и рыбку съесть и косточкой не подавиться.