При жизни Шарука Элаль не особо прислушивалась к рассказам местных жителей и даже посмеивалась над ними, считая досужими вымыслами. Однако, когда женщина оказалась между жизнью и смертью, недоверчивости у нее сразу поубавилось. Теперь окрестности серых щербатых стен таили для Шаруки немалую опасность. Она чувствовала родню, но не по крови. Здесь обитало целое семейство неупокоенных; тех, кто не мог или же не хотел перейти в небытие. В глинистой земле находились не могилы, а темницы. Азаты не отпускали своих детей.
Шарука ощущала: под землей есть также и живые. Точнее, заживо погребенные. За века заточения несчастные успели лишиться рассудка. Некоторые буйствовали, силясь вырваться из цепких объятий корней. Другие зловеще молчали, будто ждали конца вечности.
Воровка приближалась к яггутским развалинам. Над их кривыми стенами был виден третий, последний этаж квадратной башни. Ни одно строение здесь не стояло прямо. Своим чудовищным весом они словно бы выдавливали из-под себя пласты глины и песка. Стены густо поросли плющом. Его побеги тянулись также и к Башне Азатов, но, не достигнув ее, засыхали. Вокруг камней фундамента росла лишь желтоватая трава.
Шаруке не требовалось видеть кровавый след. Ее вели потоки запахов, разливавшиеся в душном ночном воздухе. Ориентируясь на них, женщина достигла развалин стены, окружавшей Башню Азатов.
С другой стороны, возле ствола скрюченного дерева, сидела девочка со странным именем Плошка. На вид ей было лет девять или десять: точный возраст ребенка никто не знал. Проклятие обрекло несчастную на вечное детство. Одежды на малышке не было. Ее бледную кожу покрывала корка грязи, а длинные волосы слиплись от засохшей крови. Труп, что лежал перед нею, наполовину погрузился в землю, увлекаемый туда тьмой.
Кому он достанется на прокорм? Азатам или их подземным узникам? Неизвестно. Впрочем, судьба трупов не волновала Шаруку. Земля поглощает их, и то хорошо.
Плошка подняла голову. Ее черные глаза тускло отражали звездный свет. Мешал густой слой плесени. Если его не счистить, мертвая девочка перестанет видеть.
– Почему ты отказываешься стать моей мамой? – спросила Плошка.
– Я уже говорила тебе: я не хочу быть ничьей матерью.
– А я сегодня шла за тобой, – сказала девочка.
– Ты всегда ходишь за мной, – вздохнула Шарука.
– Как только ты слезла с крыши, в тот дом пришел какой-то военный. За ним следили.
– И кого из двоих ты убила?
– Само собой, того, который следил. Я же хорошая девочка, забочусь о тебе. И ты обо мне заботишься.
– Ни о ком я не забочусь, Плошка. Ты ходишь в неупокоенных гораздо дольше моего. Ты давно живешь здесь, в подвале. Я приношу тебе тела.
– И всегда мало.
– Я не люблю убивать и делаю это, только когда у меня не остается выбора. И потом, не я ведь одна тебе помогаю.
– Нет, только ты одна.
– Ты правду говоришь, Плошка?
– Да. Остальные бегали от меня, как теперь бегают от тебя. Все, кроме того человека с крыши. Он что, тоже не похож на других?
– Не знаю, Плошка. Теперь я буду на него работать.
– Я рада. Взрослые должны трудиться. Тогда у них ум занят работой. А если думать не о чем, это плохо. И опасно. В голову сразу дурные мысли налетают. И от них всем становится плохо.
– Кому это «всем»? – удивилась Шарука.
Грязная рука девочки обвела двор.
– Им. Беспокойные они. Все беспокойные. Почему – не знаю. От этого башня теперь вся потная бывает.
– Я принесу тебе соленой воды для глаз, – пообещала воровка. – Их надо промывать, иначе ослепнешь.
– Я и так хорошо вижу. Но не только глазами. У меня кожа видит. И язык. И мечты света.
– Какие еще мечты света?
Плошка откинула с лица окровавленные пряди волос.
– А те пятеро все стараются выбраться. Ох и не люблю я их. Я там почти всех не люблю, но этих особенно. Корни умирают. Не знаю, что делать. А эти шепчут, как разорвут меня на кусочки. Совсем скоро. Я не хочу, чтобы меня рвали на кусочки. Шарука, как мне быть?
Воровка некоторое время помолчала, а потом уточнила:
– Ты их всех чувствуешь? Всех… погребенных?
– Многие не хотят со мной говорить. Они давно уже ума лишились. Есть такие, кто ненавидит меня за то, что я им не помогаю. Некоторые просят и умоляют. Они говорят через корни.
– А есть такие, кто ничего от тебя не хочет?
– Некоторые всегда молчат.
– Поговори с ними, Плошка. Или найди кого-то, кто умеет с ними общаться, кто сможет тебе помочь.
«Кто согласится быть тебе матерью… или отцом», – мысленно добавила Шарука.
– И что потом? – спросила девочка.
– Узнай, что они думают про… разные вещи. Если найдется хоть один, кто не будет тебя задабривать, путать тебе мысли… и не состоит в сговоре с остальными, – расскажешь мне о нем. Все, что знаешь. А я постараюсь дать тебе хороший совет. Не как мать. Как подруга. Согласна?