– Ага.
– Значит, договорились. А сейчас у меня к тебе другой вопрос, Плошка. Как именно ты убила того человека, который следил за военным?
– Горло ему прокусила. Так быстрее всего. И кровь я люблю.
– Чем же тебе она нравится?
– Я кровью волосы мажу, чтобы на лицо не лезли. У нее запах живой. Я люблю, когда так пахнет.
– Сколько всего человек ты убила?
– Очень много. Они нужны земле.
– А почему они нужны земле?
– Потому что она умирает.
– Умирает? А что случится, если земля умрет?
– Тогда все, кто внизу, вылезут.
– Ого! – присвистнула воровка.
– Мне здесь нравится. Не хочу, чтобы земля умирала.
– Плошка, давай сделаем так. Теперь я буду говорить тебе, кого надо убивать. Не волнуйся, их будет много.
– Хорошо. Ты заботливая.
Из сотен узников подземных темниц Азатов только один слышал этот разговор двух неупокоенных, который они вели на поверхности. Азаты ослабили свою хватку не из жалости к нему, а в силу необходимости. Страж был не готов к такому повороту событий. Совсем не готов. Да и сам выбор был небезупречным – еще одно свидетельство угасающей силы Азатов и неумолимости времени, угрожающего одолеть самое древнее каменное строение на континенте.
Башня Азатов умирала. Безысходность заставляла ее искать самые неожиданные пути спасения.
Выбор был сделан. Приготовления, хотя и медленные, шли постоянно. Времени оставалось совсем мало. Положение было таким отчаянным, что это буквально обескровливало Башню Азатов. Пятеро соплеменников, что находились в плену еще со времен к’чейн че’маллей, почти прорвались к поверхности.
Они были тоблакаями, что не сулило ничего хорошего.
Глава пятая
Удар ему пришелся между глаз.
Все содрогнулось, как от грома,
И рухнули костей его твердыни.
А душу выдернули прочь,
Чтоб корчилась в тисках
Неискупленного отмщенья…
Смех Тени был негромким, но звук этот грозил безумием каждому, кто его слышал. Удинаас разжал пальцы. Сеть, над которой он трудился, упала на песок. Удинаас привалился спиной к разогретому солнцем камню. Сощурив глаза, летериец глядел в светлое небо. Он был на берегу один. Ветер слегка морщил гладь залива. Никого… кроме духа, который изводил несчастного раба целые дни напролет и отступал только во сне.
Вместе с волнами к берегу неслись тысячи маленьких солнц, но так и не достигали песчаной полосы. А между крупных валунов даже сейчас темнели черные пятна, недосягаемые для солнечного света.
– Оставь меня, – в который уже раз потребовал Удинаас и закрыл глаза.
«С какой это стати? Я чувствую твою кровь, раб. Она холодеет. Я помню мир льда. Я оказался в нем уже после того, как был убит. Да, после. Даже тьма имеет бреши. Вот так меня и похитили. Но у меня сохранились видения».
– Ты все время говоришь об этом. О своих видениях, мечтаниях, снах. Мне все равно, какие они. Углубись в них и перестань меня терзать.
«У меня есть мечты, которые тебе не понять, раб. Думаешь, мне нравилось служить? Да ничего подобного! Нет, нет и еще много раз нет. Я следую за тобой, раб».
Удинаас снова открыл глаза и поглядел на полоску тени между двумя валунами. Голос исходил оттуда. По камню скакали песчаные блохи. Самого призрака видно не было.
– Зачем тебе нужно преследовать меня? – устало спросил летериец.
«Вечные вопросы: зачем да почему. Меня притягиваешь не ты, раб, а твоя тень. Ты обещаешь достойное путешествие. Скажи, раб, ты мечтаешь о садах? Запущенных, одичавших, где одни растения чрезмерно разрослись и подавили другие? Я знаю: ты грезишь о них. Я даже улавливаю запахи тех мест. Но тебе не сбежать от реальности. Так и с моими мечтами. Меня устраивает служить. Да, именно устраивает. Разве я не был когда-то тисте анди? Уверен, что был. Меня убили и швырнули на липкую землю. Я там валялся, пока все вокруг не сковало льдом. Не представляю, сколько времени успело пройти. Я избавился от ледяного панциря, чтобы служить моим убийцам. Моим поработителям, познавшим небрежение. Не пора ли нам поговорить о предателях, раб?»
– Решил поторговаться со мной?