«В страшные времена мы живем, – подумала Серена. – Хотя, наверное, каждое время по-своему страшно».
Снова начал моросить дождь.
За горами, через которые они с таким трудом перебрались, далеко на юге, сейчас вовсю плелись нити заговора против тисте эдур. Аквитор подозревала, что жизнь Халла Беддикта висит на волоске. В Летерасе больше не намерены терпеть угрозу, которую он представляет для государства. Благородный защитник им же обманутых племен ныне воспринимался как изменник и враг короля. А ирония судьбы заключалась в том, что в данный момент цели Халла Беддикта и летерийского монарха совпадали. Оба стремились к войне, только вот победа виделась им по-разному.
Увы, Халл почти не обладал необходимой проницательностью, чтобы если уж не победить в этой игре, то хотя бы остаться живым. А Серена начала сомневаться, ринется ли она в случае чего на его защиту.
Из повозки Бурука раздался требовательный крик торговца. Нереки устало поднимались на ноги. Женщина поплотнее запахнула плащ, рассматривая дорогу. Она слышала шаги Халла, но не обернулась.
– В каком храме ты училась? – вдруг спросил он.
«Да уж, сейчас самое подходящее время и место задавать такие вопросы!» – усмехнулась про себя аквитор.
– В Турласе. «Тайные сестры Пустого Трона» – так это тогда называлось.
– Я помню этот храм. Он напротив Малого канала. А какой ты была в детстве, Серена?
– Думаю, мысленно ты уже нарисовал красочный портрет девчонки.
Краешком глаза она заметила, как Халл кивнул.
– Да. Искренняя. Жадная до знаний. Склонная к непредсказуемым выходкам.
– У наставниц были специальные книги, куда заносили имена особо отличившихся учениц. Мое там попадалось на каждой странице. Я побила все рекорды: двести семьдесят одно наказание за год! Неудивительно, что холодный темный карцер был мне куда привычнее кельи. А через несколько лет меня обвинили в соблазнении жреца. Он был из другого храма, а к нам приходил проводить занятия. Можешь не спрашивать: да, я была виновата. Но жрец решил меня защитить и всю вину взял на себя. Его отлучили. Позже я узнала, что бедняга покончил с собой. Если бы к тому времени я еще оставалась невинной, то немедленно рассталась бы с девственностью.
Халл обогнул Серену и встал перед нею, глядя прямо в глаза. Мимо, громыхая, катилась первая повозка. Женщине поневоле пришлось выдержать этот взгляд.
– Что, Халл Беддикт, ты потрясен? – криво улыбнувшись, спросила она.
– Подо мною прямо лед проломился.
Серена едва не рассердилась. Только потом до нее дошло, что это шутка. Халл насмехался над самим собой.
– Мы не рождаемся невинными. Скорее… наивными, что ли.
– Не имеющими четких ориентиров.
– Только в раннем детстве. А стоит внешнему миру проникнуть внутрь, и в душе вспыхивает жестокая война. Точно так же мы не рождаемся и с умением сострадать. Но вместо этого нас учат делать подобающее лицо и прятаться за хорошими манерами.
– Наверное, ты слишком рано поняла, что ведешь эту войну.
– Может показаться, что я сражалась с начальством и установленными в храме порядками. Нет. На самом деле я воевала против детства. Я рано поняла, насколько жалки устремления большинства взрослых. Они легко прощали нас, и знаешь почему? Да потому, что им было наплевать на нас. От всего этого мне было тошно.
– Тебя ранила несправедливость?
– Ребенок всегда понимает несправедливость по-своему. Меня убивало другое. Лет в десять я вдруг осознала, что, когда повзрослею, ничего не изменится. Просто из одного безрадостного мира я перейду в другой… Слушай, а почему мы говорим обо всем этом?
– Я давно еще хотел тебя спросить, но все как-то случая не подворачивалось. Думаю, у меня затянулось детство. Я ведь и в те дни оставался ребенком. Смотрел на внешний мир изнутри.
Серена наморщила лоб, но промолчала. Тем не менее Халл истолковал все верно.
– В чем-то ты, возможно, права, очень даже права. Но только не в том, что касается тисте эдур.
Мимо прогрохотала вторая повозка.
– А ты уверен в своей правоте, Халл? Тебе не нравится, что я вижу, куда тебя несет? Тисте эдур – всего лишь меч. А рука твоя, Халл. И где же здесь сострадание?
– Ты ошибаешься, Серена. Я намерен сам быть мечом.
Ее обдало холодом.
– Каким образом? – поежившись, спросила женщина.