— Могу я их увидеть? — спросила я, оглядываясь по сторонам в поисках своего сына и Луны.
У меня не получалось избавиться от тошнотворного страха, свернувшегося внизу живота.
Дейл кивнул офицеру, дежурившему в эту ночь.
— Конечно. Они сидели в комнате для допросов с кока-колой, пока ты не приехала. — Он сделал паузу, глядя на меня. — У тебя хороший мальчик. Вы с Дэвидом хорошо его воспитали.
Боль, мгновенная и сильная. Гораздо сильнее, когда люди были искренни. Добры.
К счастью, мой сын и Луна подбежали ко мне прежде, чем я успела ответить или разрыдаться.
Я быстро обняла сына, и сделала то же самое с Луной, хотя продержала ее в объятиях немного дольше. По тому, как она вцепилась в меня, я поняла, что ей это было нужно. Мне очень хотелось, чтобы девушкам никогда не пришлось узнавать на собственном опыте, что некоторые мужчины берут желаемое несмотря на их отказ. Подобные ситуации заставляли лучше осознать, насколько уязвимой ты можешь быть. Насколько небезопасными могут быть ранее доброжелательные отношения.
— Все хорошо, милая, — прошептала я ей в волосы.
В конце концов я отпустила Луну и посмотрела на сына, обратив внимание на кровь, окрасившую костяшки его пальцев.
Я была плохой матерью. Худшей. Почему я так долго не замечала этого?
— Мам, все в порядке. Они не сломаны. Выглядит хуже, чем есть на самом деле.
Я прищурилась.
— Я смотрю на окровавленные костяшки пальцев своего сына. Это довольно плохо, приятель.
— С ним все в порядке, — вмешался Дейл. — А вот с мистером Дэниелсом... у него будет фингал и кривой нос, если только отец не отведет его к пластическому хирургу, что, я уверен, он и сделает.
Я бы улыбнулась, не будь настолько потрясена.
— Ладно, дети, давайте отправимся домой, чтобы мистер Хардман мог тоже поехать домой и лечь спать, — сказала я, провожая сына и Луну до двери.
Я пробормотала «спасибо» над их головами, и Дейл, кивнув, одарил меня очень красивой улыбкой.
В молчании мы прошли до машины и выехали задним ходом с парковки.
— Ты подрался? — спросила я своего сына-пацифиста с окровавленными костяшками пальцев.
Райдер кивнул.
— Я бы точно не назвал это дракой, поскольку он ни хрена не умеет бить.
Я с трудом поборола улыбку и оглянулась на Луну, сидевшую на заднем сиденье и выглядевшую непривычно хрупкой. Черт, иногда я ненавидела мужчин.
— Ты дал ему то, что он заслужил?
Райдер бросил на меня подростковый взгляд «а как ты думаешь?».
На этот раз я улыбнулась, ничего не сумев с собой поделать. Точно таким же взглядом семнадцать лет назад одарил меня его отец после того, как ввязался в драку в баре, когда какой-то парень схватил меня за задницу. Даже в девятнадцать лет, когда я мало что знала о жизни, меня не привлекало насилие — это привил мне мой отец — высокий, мускулистый и устрашающе выглядевший, но при этом один из самых нежных мужчин, которых я имела честь знать.
«Хороший мужчина умеет пользоваться кулаками, принцесса, но он никогда не разговаривает ими. Он никогда не поднимает их, ни ради гордости, ни ради власти, ни ради чего-либо другого, кроме защиты своей семьи, и только если нет другого выхода. Конечная реакция мужчины на насилие имеет отношение к биологии, но в основном к чему-то другому. Биологию можно изменить, а вот с мужской гордостью бороться сложнее. Запомни это, мышонок».
Я помнила эти слова и благодаря моему отцу, стабильному и счастливому детству меня никогда не тянуло к «плохим мальчикам»; повзрослев, я начала встречаться со светловолосым, загорелым, голубоглазым пловцом из хорошей семьи. Но даже мой нежный, надежный парень показал мне, что и он не застрахован от этого буйного биологического инстинкта, когда нокаутировал какого-то парня и нас обоих вышвырнули из бара.
Я не разговаривала с Дэвидом всю дорогу домой, даже когда затащила его в ванную и начала обрабатывать ссадины.
Он положил руки мне на бедра.
— Детка, ты не можешь на меня злиться.
Я вскинула бровь и воспользовалась моментом, чтобы протереть его порез спиртом. Он вздрогнул.
— Не могу? Я почти уверена, что как женщине мне позволено быть такой, какой я, черт возьми, захочу. А ты, как мужчина, не имеешь на это права.
Моя мать, убежденная феминистка, напрочь выбившая из моего отца все патриархальные замашки, была бы счастлива услышать от меня такое заявление.
Руки на моих бедрах слегка сжались, и, несмотря на то что мое внимание было сосредоточено в основном на порезе Дэвида, я заметила легкую усмешку на его припухших губах.
Я поджала губы, потому что была зла, и чтобы не улыбнуться в ответ.
— Ты права, — согласился он, становясь серьезным. — Ты можешь чувствовать что угодно, но ты же понимаешь, что я ввязался в эту драку ради тебя, верно? Чтобы защитить тебя.
Я прекратила оказывать первую помощь и высвободилась из объятий Дэвида, чтобы сосредоточиться на нем. Даже сейчас, с кровоточащей бровью, распухшей губой и растрепанным видом, я любила его. Любила так сильно, что это пугало. Чувства к нему переполняли меня, и я боялась, что лопну. Боялась, что не останется места ни для чего, кроме меня и Дэвида.
Я перевела дыхание.
— Дэвид, тот парень схватил меня за задницу.
Глаза Дэвида тут же потемнели от ярости. Он не был собственником или ревнивцем, что мне очень нравилось. Он был уверен в нас, уверен в себе, он доверял мне. Он не был злым парнем. Мы ссорились, конечно, но не чаще, чем ожидалось. Обычно из-за всякой ерунды. И даже когда мы сильно ругались, Дэвид говорил ровно, рационально, в то время как я кричала в ответ.
— Он просто схватил меня за задницу, — продолжила я. — И это было по-дурацки. Хуже, чем по-дурацки. Он не получил хорошего воспитания, не способен уважать женщину и был пьян. Не самая приятная комбинация для любой женщины, находящейся поблизости. — Я прищурилась, глядя на Дэвида. — Но это мужское «если ты прикоснешься к моей женщине, я разобью тебе лицо» — тоже неправильно. Оправдывать насилие таким образом опасно. Мне это не нравится. Мне нравится, что ты хочешь защитить меня, но мне не нужно, чтобы ты делал это кулаками.
Давид переваривал слова медленно, как всегда, внимательно вслушиваясь в каждое из них. Он был слушателем. Мне это нравилось в нем. Он слышал меня, когда я говорила, а не просто делал вид. Даже сейчас, испытывая приличную боль и будучи не совсем трезвым, он старался обдумать каждое слово, прежде чем ответить.
— Прости, детка, — наконец сказал он. Дэвид не боялся извиниться, как многие мужчины. — Ты права. Я... бл*дь.
Я удивилась. Дэвид обычно не ругался, потому что был слишком хорошо воспитан. Я, с другой стороны, хоть и могла похвастаться хорошими манерами, также играла в покер со своим отцом и его приятелями. Мой запас матерных слов был гораздо обширнее чем у большинства дальнобойщиков.
Дэвид провел рукой с ободранными костяшками пальцев по волосам. Его глаза блестели от эмоций, поразив меня в самое сердце. Он встал, поморщившись, но это не помешало ему преодолеть небольшое расстояние между нами, чтобы обхватить мое лицо ладонями.
— Я очень переживаю за тебя, Бриджит, — пробормотал он. — Ты для меня все. Я люблю тебя. Мысль о том, что с тобой что-то может случиться...
Он замолчал.
— Когда я увидел, как тот парень дотронулся до тебя, во мне что-то изменилось. Это затронуло примитивные инстинкты, которые, как мне казалось, я лучше контролирую. Я хочу защитить тебя от всего в этом мире, хотя знаю, что это невозможно. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от инстинктов пещерного человека внутри меня.