Наше безумие длилось бы дольше. До конца, я не сомневалась в этом. Одежда уже ощущалась слишком тяжелой, слишком сковывающей. Потребность обнажить кожу, подарив ее, как некое подношение, была непреодолимой. Еще секунда — и я бы начала срывать с себя одежду. Вылизывать каждый сантиметр его тела, пока его плоть не стала бы твердой у меня во рту.
Потеря его губ, его тепла была мгновенной и ошеломляющей.
Мне потребовалась секунда, чтобы сосредоточиться и понять, что я больше не привязана к мужчине, который не был моим мужем. Что передо мной совершенно незнакомый человек. Зик оборвал поцелуй, не я. Я была не в том состоянии, чтобы проявлять сдержанность.
Стыд захлестнул меня.
Но недостаточно глубокий и сильный, чтобы смыть потребность, отчаянно пульсирующую под кожей.
Зик тоже ее чувствовал. Его глаза горели огнем и голодом. Вены на его шее пульсировали.
Он вытер кровь с губы тыльной стороной ладони.
— Иди домой, Бриджит.
Не приказ. Но и не отказ. Скорее предупреждение. Последний шанс.
Если не уйду, он возьмет меня. Жестоко. Грубо. Изысканно.
Но неправильно.
И я возненавидела бы себя после.
И его тоже.
Случившееся сегодня вечером осталось бы не более чем воспоминанием.
Я повернулась и ушла, не сказав ни слова.
Мне хватало воспоминаний, преследующих меня повсюду и насмехающихся надо мной. Других мне не нужно.
***
— Мы с Джеффом расстались, — объявила Алексис, пока я потягивала утренний кофе. Третью чашку.
В кои-то веки я встала раньше нее и то только потому, что не спала. Вообще.
Я практически не спала весь прошлый год, забыться помогали только алкоголь и таблетки, и даже тогда просыпалась за пару часов до рассвета. Но, по крайней мере, я получала некоторую передышку. Пару часов.
Прошлой ночью? Ничего.
Я прокралась в свой дом, как какой-то взломщик, стараясь не включить сигнализацию, способную напомнить о прошлом. Сколько бы ни терла лицо и ни чистила зубы, мне так и не удалось избавиться от его вкуса на губах. Я ворочалась с боку на бок, простыни казались слишком тяжелыми, кровать слишком мягкой, а Зик слишком близко. На рассвете я оставила попытки обрести покой в забвении и встала. Постирала. Прибралась. Постирала еще. Сварила кофе. Немного поплакала. Ненавидела себя. Выпила еще кофе. Ненавидела себя еще немного.
В общем обычное утро.
Мне удалось взять себя в руки настолько, чтобы не выглядеть развалиной к тому времени, когда Алексис спустилась вниз в спортивном костюме и с наушниками на шее.
Сестренка вытаращила глаза, увидев меня одетую в белые слаксы, футболку и со множеством золотых цепочек на шее. Я почти походила на себя прежнюю, в чем и заключался смысл. Пыталась походить на ту женщину, что была верна своему мужу и не встречалась с мрачными, опасными мужчинами, пугавшими ее до полусмерти.
— Ты уже проснулась. И одета, — пробормотала Алексис, входя на кухню слишком пружинистой походкой для человека, не пьющего кофе в семь утра. Ее взгляд скользнул по моему наряду. — Одета в нормальную одежду.
— Я пытаюсь что-то делать.
Она налила себе кофе.
— Хорошо.
— Вчера вечером все закончилось нормально? — спросила Алексис после недолгого молчания и посмотрела на французские двери.
Я открыла их, чтобы впустить утренний ветерок, а не потому, что сидела во внутреннем дворике, потягивая первую чашку кофе и смотря на еще не проснувшийся соседский дом, гадая, спал ли Зик голым.
— Конечно, — ответила я, уткнувшись в свою чашку с кофе.
Алексис прищурилась.
— Ты задержалась. Луна была так расстроена?
Я попыталась оттянуть ответ, сделав большой глоток кофе, пока Алексис ждала.
— Нет, с ней все в порядке. Она крутая. Я, эм, задержалась, чтобы выпить с Зиком и поговорить обо всем.
— С Зиком? Он уже Зик?
Я нахмурилась.
— Это его имя, Алексис.
Ее не смутил мой тон; она слышала от меня и не такое.
— Это его имя, — согласилась она. — Хорошее имя.
Я вздохнула.
— Хорошее.
— У вас был секс? — спросила Алексис непринужденно.
Я, черт возьми, едва не подавилась своим кофе. Моя сестра вежливо наблюдала за мной, пока я брала себя в руки.
— Ты серьезно?
— Конечно, — весело сказала она.
— Конечно, я с ним не спала, — прошипела я. — Я бы никогда этого не сделала.
— Почему? Он чертовски сексуален и вряд ли он — убийца с топором, и, держу пари, на его прессе можно стирать одежду.
Я моргнула, ненавидя сестру за то, что она заставила меня подумать о прессе Зика. Мне только что удалось выбросить его из головы.
Я перебирала в голове ответы на ее вопрос. Одна ложь. Что не думаю о сексе с кем-то, кроме Дэвида. Что слишком подавлена горем и мое либидо в глубокой спячке. Что меня волнуют только мои сыновья, их воспитание и мысли о том, как сделать так, чтобы смерть отца не сильно испортила им жизнь. Что не собираюсь портить им жизнь еще больше, занимаясь сексом с отцом новой лучшей подруги моего сына.
— Я с ним не спала, — наконец сказала я, решив, что правда сработает лучше, чем вся эта чушь.
Алексис оценивающе посмотрела на меня. Она точно поняла, что что-то происходит помимо очевидного.
— Мы с Джеффом расстались, — перевела она тему.
Я уставилась на нее, потрясенная тем, что она не настаивала на подробностях, что было так на нее не похоже — Алексис вела себя как собака с костью, когда дело касалось личных сплетен — а также ее тоном. Сестра была не из тех женщин, которые после расставания валяются в постели с ведром мороженого, пересматривая «Дневник памяти15». Она всегда относилась к отношениям с некоторой отстраненностью, которую я никогда не понимала, учитывая, что мы выросли в счастливой семье с прекрасном отцом. Они были просто частью ее организованной, контролируемой жизни. Я гораздо больше переживала за ее отношения или их отсутствие, чем она сама.
— Ненужно выглядеть такой расстроенной, — сказала Алексис с усмешкой.
Я пожала плечами.
— Ты не особо переживаешь. К тому же, Джефф гладил свои джинсы. Кто так делает?
Алексис закатила глаза.
— Что случилось? — спросила я, радуясь возможности уйти от темы, касающейся Зика.
— Он был скучным.
Алексис сказала то, что я никогда не думала от нее услышать.
— Я думала, что это обязательное условие для знакомства с тобой, наряду с пенсионными накоплениями и нездоровыми отношениями с матерью.
Жестом послав меня, она не стала спорить, потому что я была права.
— Ладно, я и правда не считала романтику чем-то важным в своих отношениях, — признала она. — Думала, что мне это не нужно.
— Всем нужна романтика, Алексис.
Она вздохнула.
— Ну, я думала, что эта идея была придумана продюсерами Hallmark16. Романтика — такая же конструкция, как множественные оргазмы.
Я уставилась на нее, разинув рот.
— У тебя никогда не было множественных оргазмов? Даже с вибратором?
Сестра проигнорировала мой вопрос.
— Я старалась сосредоточиться на более важных вещах. Карьера. Семья. Но...
Она на мгновение замолчала, бросив взгляд на стену с фотографиями напротив нас. На снимках были запечатлены все счастливые воспоминания за прошедшие годы. Мы с Дэвидом целуемся во время медового месяца в Новой Зеландии. Я, раскрасневшаяся, держу на руках Райдера, Дэвид целует меня в лоб. Мы все вместе лежим в постели, когда Джексу было всего два. Первый день Райдера в «Академии Блэк Маунтин», Дэвид рядом с ним, улыбающийся так широко, что его счастье пронизывало черно-белую фотографию.
Мое сердце сжалось от осознания того, что эти фотографии — все, что у нас осталось. Что Джекс не сможет постоять со своим отцом в школе, что у моих сыновей не будет фотографий с ним с выпускного, колледжа, с их свадеб.
Алексис посмотрела на меня.
— Я хочу большего. Мне нужны вещи, в существовании которых я даже не уверена, но без которых я не готова жить, даже если они окажутся реальностью.