Я не собиралась целовать его, лишь слегка коснуться губ, повинуясь потребности. Но Зик не знал полумеры и невинный поцелуй перерос в феерию страсти: языки, зубы, соприкосновение тел. Он толкнул меня к стойке, и я даже не ощутила боли, когда ударилась бедром о мрамор. С Зиком наслаждение всегда мешалось с болью, переплетаясь в единое целое. Я запустила руку в его волосы и дернула за пряди, причиняя ему боль, так же, как и он мне. И тут же меня пронзила нестерпимая боль, не имеющая ничего общего с его руками на моем теле. Он все-таки нашел путь к моему сердцу.
Я напряглась, попыталась отстраниться и тяжело вздохнула.
Зик тут же отодвинулся, посмотрел на меня потемневшими от желания глазами, в которых плескалось беспокойство.
— Черт, детка, — выдохнул он.
— Я в порядке, — хрипло прошептала я, пока сердце билось о ребра. — Ерунда.
Он нахмурился, желание погасло в его глазах.
— Мама?
Мы оба вздрогнули и Зик пересек кухню, словно расстояние между нами теперь имело значение.
В дверях стоял Джекс в накрахмаленной белой рубашке навыпуск, черных слаксах и в черных конверсах. В этот раз он не подражал какому-нибудь персонажу из старого фильма. Он был самим собой и мне это понравилось.
Что мне не понравилось, так это то, что он только что застал меня в объятиях мужчины, который не был его отцом, когда вынужденно вернулся с футбольного матча, потому что его мать ударила другую женщину. Да, его эмоциональные травмы будут глубокими и потребуют длительного лечения.
— Привет, милый, — сказала я хрипло, словно только что занималась сексом.
И тут же возненавидела себя за это.
— Я принесла нам шампанского, хотя я не из тех, кто празднует насилие…
Из-за угла с бутылкой в руке появилась Алексис. Какое-то время ее взгляд метался между мной и Зиком и ее глаза расширись. Она улыбнулась.
— Зик просто помогал мне с рукой, — неуверенно сказала я, переводя взгляд на Джекса в поисках признаков травмы, ненависти или разочарования.
Но ничего подобного в глазах сына я не заметила.
Ничто не указывало на то, что он чувствовал себя преданным матерью. Непонимания в его глазах тоже не было. Мой сын был маленьким, но далеко не глупым. Он смотрел старые фильмы еще до того, как научился связывать предложения, и он знал, как выглядит быстро прерванный сеанс поцелуев.
— Здравствуйте, мистер Карсон, — сказал он с ухмылкой. — Мне очень нравится ваш мотоцикл. Как вы думаете, я мог бы на нем прокатиться?
— Нет! — тут же сказала я. — Если сядешь на этот мотоцикл, я перестану покупать тебе дизайнерские костюмы.
Джекс нахмурился.
— Но ведь одежда делает человека! Голые люди не влияют на общество. Марк Твен сказал это, мама. Марк Твен.
Зик тихонько рассмеялся, а Алексис прикрыла свой смешок рукой. Я сохраняла серьезное выражение лица только из-за сложившейся ситуации.
— Ну, Марк Твен стал знаменитым писателем только потому, что не совершал глупостей, таких, как например, езда на мотоциклах.
— Мотоциклы не глупость, — парировал он. — Зик на своем выглядит очень крутым.
Я вздохнула. Моего сына, по-видимому, совершенно не беспокоило то, что Зик целовался на кухне с его матерью. Нет, он был слишком занят разговорами о крутости мотоциклов.
— Дружище, не мотоцикл делает мужчину крутым, — сказал Зик, присев перед Джексом на корточки. — Любой может ездить на мотоцикле, но не все умеют правильно относиться к женщинам. У женщин есть свой кодекс поведения. — Он окинул взглядом костюм моего сына. — Прекрасное чувство стиля.
Он подмигнул моему сыну, и мои яичники едва не взорвались.
— Вы останетесь на ужин? — спросил Джекс с надеждой в глазах.
Мое сердце сжалось. Джекс не проявлял агрессии к этому странному мужчине в своем доме. Он уже привязался к нему. Все, что для этого потребовалось — несколько секунд.
— Эм, я уверена, у мистера Карсона есть важные дела...
— Я сделаю кое-что получше, приятель. Я приготовлю ужин для вас, — сказал Зик, не глядя на меня. — У меня дома в холодильнике есть стейки, а у вас хороший гриль.
— Я сбегаю за закусками, — слишком жизнерадостно предложила Алексис.
Я нахмурилась. Вот предательница.
Зик выпрямился, но по-прежнему не смотрел на меня.
— Звучит как план.
***
— Я горжусь тобой, — сказала Алексис, откидываясь на спинку стула и любуясь закатом.
Я взглянула на нее.
— Почему? Потому что я устроила драку на футбольном матче сына и теперь весь город будет обсуждать это целую неделю?
Вскоре после той странной сцены на кухне домой вернулся Райдер, и я приготовилась к худшему. К его злости и страстному заявлению о том, что я разрушаю его жизнь. Мои родители в свое время достаточно натерпелись подобных выходок. Конечно, они не заслуживали такого отношения, но подростков обычно не особо волнует, как воспримут близкие их реакцию. Они — самовлюбленные существа, слишком озабоченные тем, что происходит в их собственной жизни, чтобы замечать, на какие жертвы идут ради них их родители. Они не хотят видеть в своих родителях ущербных людей, делающих все, что в их силах. По крайней мере, это относится к большинству подростков. Я и забыла, что мой старший сын-подросток был в некотором роде единорогом. Райдер вошел на кухню, бросился ко мне, взял мои кисти в свои большие мужские руки — когда у моего малыша появились мужские руки? — и нежно поцеловал ушибленные костяшки моих пальцев.
— Я горжусь тобой, мама, — пробормотал он.
Я, конечно, промолчала, потому что иначе разрыдалась бы перед семнадцатилетним парнем. Я так не поступаю. Больше нет. Поэтому просто позволила ему обнять меня, поцеловать руку и сказать, какой я была эпичной. Мне хотелось поправить его и сказать, что драка на публичном мероприятии никоим образом не делает меня эпичной, но я решила не спорить.
И еще Райдер совершенно спокойно отреагировал на появление Зика со стейками, готовыми к жарке. Сын вел себя так, будто это совершенно нормально. Они были знакомы, и даже дружили. Несмотря на то, что Луна проводила в нашем доме большую часть своего времени, были вечера, когда Райдер уходил к ней домой, чтобы поужинать, посмотреть фильм или заняться другими делами. Он вскользь упоминал, что ему нравится Зик и он его уважает. И это не изменилось после того, как он увидел Зика у гриля, который обычно разжигал его отец.
Я старалась изо всех сил вести себя так, будто мы просто ужинаем в компании отца подруги моего старшего сына. Как будто это было обычным делом. Без какого-либо сексуального подтекста или чувства вины. Вино мне в этом очень помогло.
— Не будь дурой, — сказала Алексис, возвращая меня в настоящее.
Дети уже ушли спать, Зик пошел к себе домой, вежливо попрощавшись и бросив на меня многозначительный взгляд.
— Люди будут говорить о драке не больше месяца.
Я молча кивнула.
— Я горжусь тобой и тем, что ты можешь постоять за себя, — продолжила она.
— Папа бы мной не гордился, — сказала я. — Он хотел бы, чтобы я отнеслась к этой ситуации спокойно и повела себя достойно.
— Милая, как бы сильно я ни обожала нашего отца и все, что он говорил, иногда просто нет возможности вести себя достойно, — сказала Алексис, удивив меня.
Сестра бросила взгляд на забор и снова посмотрела на меня.
— Зик совсем не такой, каким я его себе представляла.
Я напряглась.
— И каким ты его себе представляла?
Алексис пожала плечами.
— Такие альфа-самцы обычно ворчливы и совершенно не интересуются школьным футболом. Хотя вряд ли его присутствие на игре имело хоть какое-нибудь отношение к игре.
Она постаралась чтобы я поняла ее намек и при этом не смотрела на меня с отвращением и осуждением.
— Он был там, потому что заинтересован в безопасности своей дочери, — ответила я хрипло.
— Конечно. И еще он похоже из тех, кто умеет работать в режиме многозадачности.
— Что ты хочешь этим сказать, Алексис?
— Я пытаюсь сказать, что ты жива, Бриджит. Что тебе позволено жить так, как ты хочешь.