- А теперь вот тут. - И, открыв первый том, показала строки обвинения: "Таким образом, есть все основания считать, что действия профессора Левушкина-Александрова в Китае нанесли огромный, невосполнимый ущерб безопасности России..."
Ха-ха-ха! Одними и теми же словами! Это что же, в Институте металла, не особенно думая, писали под диктовку майора Сокола?
- Но почему? Что я им сделал? - бормотал Алексей Александрович. - Я им даже как-то помог - дал микробов почистить отвалы... Не плюй в колодец вылетит, не поймаешь...
Елена Викторовна засмеялась (чего она смеется? Что тут смешного?) и, совершенно не обращая внимания на присутствующих сотрудников ФСБ, объяснила:
- В Институте металла, как я знаю, два года назад была кража золота и платины. Сами понимаете, очень серьезное дело. Я думаю, на них поднажали... Ведь так? - весело спросила она у следователей.
Те с угрюмыми лицами молчали. Уже никаких угроз.
В камере она ему поведала, что об этой краже в Институте металла ей напомнил что-то заподозривший Артем Живило. Хоть и писали в газетах, но забылось. Черноглазый живчик специально съездил туда и, пользуясь своим обаянием, многое выпытал у девчонок из элетрохимической лаборатории. Да, к ним приезжали из ФСБ, да, три-четыре месяца назад...
И грянул поистине счастливый день.
- Левушкин-Александров! - крикнул надзиратель. - На выход!
В каком смысле? В каком? Алексея Александровича быстро провели по коридорам СИЗО во двор, где его ожидал под синим ярким небом не мрачный автозак, а серая "Волга".
- Садитесь, пожалуйста.
И гражданина Левушкина-Александрова повезли - в который раз - к центру города. Интересно куда? В больницу? Рядом в машине сидит то ли конвоир, то ли просто сопровождающий - без оружия.
Нет, его ожидают следователи ФСБ. Вот он снова на третьем этаже, в памятном кабинете. Алексей Александрович уже догадывается, что в его судьбе должны произойти изменения. Отпустят до суда домой? Возьмут на всякий случай подписку о невыезде?
Переступив порог, он увидел опять-таки знакомых ему следователей капитана Шедченко и лейтенанта Кутяева. Татьяна Николаевна предстала сегодня в зеленом шелковом платье, с шарфиком на шее, а юноша в свитерке и черных джинсах. И они смотрят на вошедшего какими-то иными глазами.
В стороне - адвокат Елена Викторовна с цветами в руках.
- А где же Андрей Иванович? - с екнувшим от счастья сердцем спросил Алексей Александрович. И, сунув нос в кулак, невнятно произнес: - Без него отказываюсь говорить... ей-богу...
- А вам и не придется говорить, - ответила Шедченко. - Алексей Александрович! Мне поручено сообщить вам, что уголовное дело в отношении вас прекращено за отсутствием состава преступления.
- Что?! - Профессор хрипло засмеялся. - Простите... а не можете повторить, что вы сказали?
- Могу, Алексей Александрович.
- Нет, не здесь... - Голос у Левушкина-Александрова сорвался. - А перед людьми... Моего сына избили, как сына шпиона... жена... друзья... - И самым постыдным образом он вдруг закрыл лицо локтем и расплакался.
В кабинете наступила тишина. Видимо, эти офицеры много видели подобных слез и потому стояли молча. Да и что тут скажешь?
- Извините... - И вдруг у Алексея Александровича от черного гнева застучало в голове, он, вскинув глаза, с ненавистью выкрикнул: - Ну так отпустите меня! - Скрюченными пальцами разодрал грязную рубашку и принялся расцарапывать гипсовый кожух. - Снимите! А я найду ваших сотрудников, которые били меня... Я запомнил их дыхание... я биофизик... я по всем вашим кабинетам... я их смердящее дыхание... - И Алексей Александрович потерял бы сознание, если бы не Елена Викторовна, - она уже была рядом, она подхватила его под руку...
28
Левушкина-Александрова перевезли во 2-ю Областную клиническую больницу.
Через три дня гипс сняли, и Бронислава на "BMW" Кунцева привезла его домой.
В дороге она выла, как волчица, обнимая его, целуя то в щеку, то в ухо:
- Мы верили... верили...
Когда вошли в квартиру, Митька прыгнул, как длинный кот, и повис на шее - отец даже вскрикнул. И тут же сказал:
- Все хорошо, нормально... Виси...
Огромными шагами пересек гостиную, зашел в спальню матери. Та сидела, совершенно уже слепая, в кресле и ждала. Обожгла его слезами. И все шептала беззубым ртом (не успела вставить зубы):
- Хорошая... хорошая...
- Что, мама?
- Она хорошая...
Просит не ссориться. Чтобы в доме был мир. Однако об этом потом. На сердце ссадина. Невозможно забыть телеграмму Галины из США: "Нужен ли мой приезд?" Конечно, она имела в виду: не помешает ли ее приезд, учитывая, что дело ведет ФСБ? Но все равно в этой телеграмме было что-то холодное... Если бы она оказалась в подобной ситуации, Алексей не стал бы спрашивать, сразу полетел...
Нужно сказать, что и Бронислава, несмотря на то, что муж после четырехмесячной разлуки оказался рядом, не беспокоила его чрезмерными расспросами и нежностями, хотя было видно, как она, с ее-то огненным характером, исстрадалась: носик заострился, щеки белесые, ногти на руках обломаны... Некогда было собой заняться...
А Митька... Митька шастает теперь по квартире и на улицу собрался пойти, зажав под мышкой свернутую толстую пачку газет, где большими красными и черными буквами заголовки: "НАШ ЛУЧШИЙ ФИЗИК НА СВОБОДЕ!", "ЛЕВУШКИН-АЛЕКСАНДРОВ СВОБОДЕН!", "ЕСЛИ У ВАС ЧЕШЕТСЯ, ПОЧЕШИТЕ В ДРУГОМ МЕСТЕ!"
- Кстати, стоп. - Отец вытянул у сына одну из газет с остро торчащим уголком. Что-то там про сталинских соколов. А, вот: "Майор Сокол уволен из ФСБ по собственному желанию". Ишь ты, по собственному... Да и то хорошо. Чистите, чистите свои ряды, господа-товарищи-чекисты!
- Пап, а почему, пока Одиссей странствовал, к Пенелопе лезли женихи всякие да еще и пили-гуляли в ее доме? Если бы к моей маме полезли, я бы их...
Алексей Александрович потрепал сына по голове. Надо будет с ним подробно поговорить о жизни. Подготовить десяток лекций. О богах. О талантливых грешных людях. О поиске истины. О случайностях в жизни. О предопределенности...
Подошла жена:
- Леша, ты пойдешь на пресс-конференцию?
- Какую еще "конференсию"?
Бронислава хмыкнула. Она не стала говорить, что это мероприятие она и организовала, но сказала, что директор Кунцев вызвался быть ведущим.