Артем Иванович Микоян, генеральный конструктор, заложил будущий МиГ-23, как десятитонный самолет. И, соответственно, двигатель, который делал Хачатуров на заводе им. Чернышова в Химках, тоже заложили под эти 10 тонн. А самолет получился тяжелее, причем наш институт прекрасно понимал, что это произойдет, потому что многие узлы, агрегаты, ракеты в сумме по весу превышали заявленные параметры.
Жизнь подтвердила наши расчеты. МиГ-23 не укладывался в отведенный вес, поэтому приходилось все время форсировать двигатель. Хачатуров, бедный, приложил много усилий, выжимая из него все резервы. Крыло тоже все время трещало… Поэтому и родилась шутка, что Бюшгенсу дали Золотую Звезду за то, что крыло все время трещало, Хачатурову - за то, что все время переделывал двигатель, а Ляпину - за то, что усиленно боролся против своей ракеты К-23…
Но МиГ-23 на самом деле рождался очень драматично, люди получили награды абсолютно заслуженно, однако об этом - позже. А пока хочу сказать, что, к сожалению, об основных создателях ракет класса «воздух - воздух» написано очень мало, тогда как каждый из них оставил свой неповторимый след в истории этого вида вооружений.
Очень интересной личностью был Николай Александрович Викторов - разработчик головок самонаведения. Остроумный, колючий и в то же время прекрасный инженер, он начинал свою деятельность в Яузском институте (НИИ-244) с наземной радиолокации и был одним из ее пионеров. Когда в КБ-1, которым руководил Сергей Берия, собирали лучших из лучших, цвет советской радиолокации, туда из Яузского института пришли Расплетин и Викторов. Но Николай Александрович долго там не задержался. Получилось так, что научным руководителем дипломного проекта Сергея Берии, когда он заканчивал академию связи им. С. М. Буденного в Ленинграде, был П. Н. Куксенко, тоже очень хороший специалист. Темой дипломного проекта стала будущая зенитная система обороны Москвы, ее идеология. И коллектив КБ-1 начал над ней работать. А Куксенко был достаточно пожилым и седым человеком. И вот когда Викторов пришел в КБ-1, ему дали прочитать дипломный проект С. Берии с тем, чтобы он определил свое место в работе над этой системой. Он читал, читал, да сгоряча и ляпнул:
– Это какой-то бред сивой кобылы!
О крамольной фразе тут же проинформировали кого следует, - видно, «система оповещения» работала хорошо, - поэтому она была воспринята как личное оскорбление Куксенко. И Викторова быстро «ушли» из КБ. Он был принят в НИИ-648, где вскоре стал главным конструктором первой радиолокационной полуактивной головки самонаведения ракеты класса «воздух - воздух». Мне приходилось сталкиваться с ним на испытаниях, а поскольку он был горячий спорщик и «заводился» с пустяков, то не раз кидал в меня логарифмической линейкой в пылу дискуссий. Приходилось уворачиваться… Но я все ему прощал за то, что он был глубоко порядочный и очень талантливый человек. О широте его интересов и способностей говорит такой факт. Когда в 1957 году в Москве проходил Международный фестиваль молодежи и студентов, в ЦПКО им. Горького была развернула интернациональная выставка живописи. Мы были воспитаны в духе социалистического реализма, а о зарубежном авангардистском искусстве знали только, что оно буржуазное и вредное. Работ же этих художников мы просто не видели.
И вдруг в парке развернули целую выставку их полотен, где были представлены самые разные направления и стили. И среди них - картина итальянского художника - не помню его имени, - которая называлась «Крик». Глотка вывернута наружу, бедный язык вывалился вбок, все полотно - сплошное красное месиво… Хотя, действительно, в нем угадывался символ какого-то запредельного, нечеловеческого крика. Картина вызвала много дискуссий, возле нее собралась толпа народу - спор, шум, ор стоит… И вдруг вижу: у самой картины над головами толпящихся зрителей, поднимается чья-то рука и яростно машет. Смотрю, а это наш Николай Александрович оказался во главе всей дискуссии и чуть не до драки отстаивает достоинства «Крика», поскольку он на него произвел очень сильное эмоциональное впечатление, да к тому же и остальное творчество художника ему хорошо знакомо. Чем лучше я узнавал Викторова, тем больше поражался его эрудиции. Он хорошо знал литературу, музыку, очень тонко чувствовал красоту природы - в общем не был узким специалистом, замкнутым, как в пенале, в рамках своей профессии, очерченной ракетами класса «воздух - воздух».
Главным конструктором тепловых головок в ЦКБ «Биофизика» был Давид Моисеевич Хорол. Практически все классические тепловые головки с гиростабилизаторами, за исключением необычной «сайдуиндеровской», были сделаны под его руководством. Но он много и успешно работал еще и в области оптических прицелов, в том числе и для оптических локационных станций, которые в последующем нашли свое место на МиГ-29 и Су-27. Он был главным конструктором этих оптико-электронных систем, которые решали идею так называемых синхронных прицелов. Кстати, она родились и разрабатывалась в нашем институте, но Хорол воплотил ее в конструкцию. И лазерные головки самонаведения ракет класса «воздух - поверхность» - это тоже детище Давида Моисеевича, но о них - чуть ниже. Естественно, чтобы вести такие программы, нужен очень сильный коллектив и душой его, бесспорно, был Хорол. После его смерти он практически распался, хотя Давида Моисеевича сменил тоже очень опытный человек, но, видимо, ему не хватило каких-то качеств, которыми обладал Хорол. Возможно, этому помогла та неразбериха, которой сопровождался распад СССР, но многие коллективы при сильных руководителях все же сохранились, а этот - один из лучших в стране - распался. А жаль, очень жаль… Ведь вместе с Хоролом мы потеряли уникальную школу. Но я благодарю судьбу, что при создании ракет «воздух - воздух» судьба свела меня и с Бисноватом, и с Викторовым, и с Тороповым, с Хоролом и со многими другими людьми, с которыми было интересно работать.