Выбрать главу

— Етти! — сказали ему по очереди мужчины и пожали руку. За мужчинами поздоровались женщины. Некоторые были в летних кэркэрах, другие в обыкновенных камлейках. Одна из них — молоденькая девушка — надела куртку и эластичные брюки. Видимо, это школьница, подумал Нанок, приехавшая к родителям на каникулы. Что-то неуловимо знакомое было в ее широко расставленных глазах, в овале лица, в самом взгляде, неотступно следовавшем за Наноком. Может, он где-то ее видел? Вполне возможно. Но где?

— Это Максим Нанок, — представил его Вакат. — Он работник Анадырского музея.

— Какомэй! — сказали мужчины и одобрительно закивали головами, словно только и ожидали приезда представителя окружного музея;

— Он поживет в стойбище некоторое время, — продолжал Вакат, получивший соответственные указания от директора совхоза.

— Я бригадир, — сказал молодой мужчина небольшого роста и еще раз крепко пожал руку Наноку.

На вид бригадир был типичный оленевод, сильный, с кривоватыми ногами и пружинящей походкой человека, для которого привычна долгая ходьба по качающимся тундровым кочкам.

Быстро разгрузили вертолет. Пока летчики прощались, Вакат заверил Нанока, что ему будет оказана всяческая помощь.

Летчики улетели, и Нанок остался в стойбище, среди оленеводов, немного растерянный и не знающий пока, что ему делать.

Один из пастухов подошел к нему и взял чемоданчик.

— Ничего, я сам, — смутился Нанок.

— Я вас проведу в ярангу, где будете жить, — сказал пастух по-русски.

Нанок последовал за ним.

— Я впервые в тундре, — сказал зачем-то Нанок.

— Ничего, привыкнете, — ответил пастух. — Сейчас в тундре хорошо. Завтра вечером пригоним стадо. Будем забивать оленей на зимние кухлянки.

— Очень интересно…

— Откуда вы родом?

— Родился в Наукане, а родители сейчас живут в Нунямо.

— А-а, айваналин[3], — протянул пастух. — А я здешний, коренной. Вообще-то живу в Уэлене, а теперь временно стал оленеводом. По-чукотски говоришь?

— И-и, — ответил Нанок.

Пригнувшись, Нанок вошел в ярангу. В нос ударил запах дыма и вяленого мяса. Щемяще-радостное чувство возвращения в детство охватило его; знакомая обстановка: меховой полог, подоткнутый для проветривания палкой, низкий столик у горящего костра…

Значит, то, о чем говорил Нутетеин, осталось не только у стариков, но даже у Нанока, которого певец считал человеком другого поколения. Но почему так трогает этот земляной, хорошо утоптанный ногами пол, оленья замша, закопченная до черноты, эти деревянные стойки, похожие на красное дерево: древесина впитала в себя за многие годы пар от котлов, испарения и дым… И, наконец, меховой полог в глубине… Полог, который помнил Нанок, тоже был из оленьих шкур, но они сшивались мехом наружу, а не вовнутрь, как здесь. В этом и заключалось отличие кочевого полога от того, которым пользовались жители прибрежных постоянных селений. Кочевой полог время от времени снимали, расстилали сушить на сухом снегу зимой, а летом на ярком долгом северном солнце.

— Хорошо здесь, — тихо сказал Нанок, садясь на пустой ящик из-под галет.

Пастух с удивлением посмотрел на него.

— Я ведь родился в таком же жилище, — словно оправдываясь, произнес Нанок.

— Так я тоже из яранги, — ответил пастух, — но, по мне, куда лучше настоящий дом в Уэлене, чем эта древность с костром и жирником.

— Детство я вспомнил, — виновато произнес Нанок.

— Только для воспоминаний и годится теперь яранга, — с нескрываемой неприязнью заключил пастух.

Вошла девушка, которая стояла у вертолета.

— Знакомься, моя сестра, — представил ее пастух. — Зина.

— Максим, — назвал себя Нанок.

— Надолго к нам?

— До следующего вертолета.

— Значит, надолго, — засмеялась девушка.

— Если упадет туман или испортится погода, придется долго ждать вертолета, — пояснил пастух. — Вот в этом пологе будем жить втроем.

— А хозяева? — поинтересовался Нанок.

— Мы с Виктором хозяева, — улыбнулась девушка. — Родители наши уехали в отпуск на материк, мы вот сторожим ярангу, а Виктор пасет оленей, хотя ему это не очень нравится.

Виктор что-то хмыкнул, подбросил дров в костер и поправил висящий над огнем чайник.

— Чем ехидничать, лучше бы накормила гостя, — сказал он.

Зина скинула куртку, надела яркий клеенчатый передник и принялась хлопотать у костра.

Виктор сел рядом с Наноком. Он был толстоват для тундровика, должно быть, отъелся на берегу, где не так много приходится двигаться.

вернуться

3

Айваналин — эскимос.