— Да здесь, здесь, куда он денется! Пивком небось балуется. Сейчас явится, «сам веселый и хмельной».
Заводские парни знали о том, что Рая давно уже неравнодушна к Севке, и при каждом удобном и неудобном случае не прочь были подшутить над девушкой — весело и беззлобно. Вот и сейчас — видят ведь, что на душе у нее, так еще масла в огонь подливают: Севка, мол, веселится, а ты…
— Хоть бы в такой день языки-то не распускали! — рассердилась Рая, и тут вдруг все заметили, что ей и в самом деле не до шуток.
Когда появился Севка, действительно слишком уж веселый и шумный, Рая растерялась и покраснела.
— А! Вон ты где! — Он шагнул к девушке сразу через несколько чемоданов. — Провожать, значит, пришла? Правильно! Не куда-нибудь — на целину едем. Читай теперь в «Комсомолке» про наши подвиги!
— Сева… — не то ласково, не то с укоризной тихо сказала Рая.
— Ну, я Сева. Точно тебе говорю, за нами дело не станет. Смотри богатыри какие!
Ребята, снарядившиеся в Целинный край, и впрямь были все как на подбор — рослые, статные. Именно такие и сворачивают горы, встающие поперек пути. Но Рая глядела только на одного и думала только об одном. Она даже не сразу поняла, отчего так забеспокоились ребята, почему так тревожно заметались вдоль состава, когда до отправления поезда осталось несколько коротких минут.
— Где же он? Как же он?
— Что ж это будет? Неужто передумал?
— Известное дело, маменькин сынок!
— Это у вас, может, сынки да дочки, а у нас в литейном…
— Наши-то все здесь, а литейщика вашего нету!
Неужели Виктор подвел? Не может быть! Рая не верила ушам своим, но речь шла именно о нем — о комсорге ее цеха Викторе Ершове, который вчера раз десять повторил на бюро, чтоб не опаздывали, и сам, как старший в группе, обещал быть первее первого. Стыд-то какой! Что делать? Как быть? Рая беспомощно и почему-то виновато глядела на ребят, но ни один из них не мог сказать ей нужного слова. Только не переставший еще петушиться Севка голосом провинциального трагика продекламировал:
— Да что нам комсорги! Не комсорги горшки обжигают! Скоро все увидят…
Последних слов Севки никто не расслышал, — шваркнув сразу всеми застоявшимися колесами, паровоз рванул прикипевший к рельсам состав, и поезд, резко лязгнув буферами, с нарастающим гулом медленно покатился вдоль платформы.
— Пиши-и-и-те!.. — прорвался через этот шум чей-то отчаянно тонкий, не то детский, не то девичий голосок.
«Пишите, пишите, пишите…» — пытаясь перегнать самих себя, забуксовали маховые колеса паровоза.
В этой суматохе последней минуты никто даже не заметил, как Рая вместе с другими отъезжающими на ходу вцепилась в поручни вагона, увитого плакатами и цветами. На нее обалдело зашикали, когда она уже протиснулась в тамбур и озорно оглянулась через плечо на плывшую мимо платформу:
— Ты куда? Ты куда? Не чуди, прыгай, пока не поздно! Слышишь?
Рая не слышала в тот миг ничего. Даже подоспевший проводник оказался бессильным что-либо предпринять. Он только ахнул и грозно пошевелил усами.
— Кто такая?!
Рая ответила, когда окончательно убедилась в том, что прыгать ей уже не придется:
— Тринадцатая…
— Как так тринадцатая?
— Так и тринадцатая.
— Все шуточки?
— В целинной бригаде тринадцатая. Взамен опоздавшего.
— А билетик?
— Что билетик?
— Имеется?
— Комсомольский.
— Не дури.
— Не дурю. Все взносы уплачены…
Проводник махнул рукой и громко объявил, что идет за начальником поезда. Вид у него был в ту минуту очень сердитый.
Ребята обступили Раю и долго молчали. Наконец кто-то спокойно, будто ничего не случилось, сказал:
— А что? Витькина полка свободна. Ты ведь серьезно, Раиска?
— Вполне. Сказала — тринадцатая, и все.
— А дома? — невпопад спросил рыжий долговязый парень из отдела главного технолога.
Рая отвернулась. Она была круглой сиротой, и об этом многие знали на заводе. Знал об этом и рыжий парень, но он был настолько ошеломлен Раискиным поступком, что даже не заметил нелепости своего вопроса.
Через минуту весь вагон уже знал, что Рая поехала вместо неявившегося комсорга. А еще через несколько минут она чувствовала себя самым наизаконнейшим пассажиром во всем поезде. Еще бы! Сам вызванный проводником начальник протянул ей руку и, улыбнувшись, спросил:
— И взносы, говоришь, уплачены? Занимай лучшую полку и располагайся. На всем пути следования больше никто тебя не побеспокоит.