Такому обороту дела обрадовались все, в том числе и Севка.
— Вот молодчина! Не девка, а бес! Поработает с нами, тоже героем станет.
— При чем тут тоже? Ты что-то малость того.
— Чего?
— А того, что героев среди нас пока не наблюдается.
— Вот именно — пока! Но мы ведь не зря родной дом кинули и поехали черт знает куда. Я без медали не вернусь.
— Ну, это видно будет, а сейчас геройства тут нет никакого.
Севка не унимался:
— Уж одно то, что мы поехали, что-нибудь да значит!
— Значит-то значит, да надолго ли пылу хватит?
— Это что, намек?
— Понимай как знаешь.
— Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой!
— Так только в песнях поется!
— Вы как хотите, а я в Москву медаль привезу, не сойти мне с этого места.
Ребята сначала не обратили внимания на то, что Севка, едва отчалив от Москвы, сразу заговорил о возвращении. Никто просто не придал значения этой болтовне. Но скоро все узнали истинную цену его героизму. Уже на второй день пути, наслушавшись рассказов одного не в меру словоохотливого попутчика о Казахстане, о жизни тех, кто двинулся на освоение целины, Севка сперва приумолк, а потом очень ловко… «отстал от поезда», так и не повидав казахской земли.
По этому поводу не стали собирать экстренного комсомольского собрания, даже «боевой листок» не был выпущен.
— Не буду я краски на всякую мелочь тратить, — презрительно повел плечами и сокрушенно вздохнул редактор, когда кто-то предложил изобразить Севку «в натуральную величину». — Подумаешь о таких «героях», как Севка, и возникает один философский вопрос.
— Какой же? — спросили ребята.
— Почему у нас на заводе к самым лучшим девчатам липнут подонки всякие?
— А ты не обобщай.
— Я не обобщаю, но, ей-богу, обидно! Хорошие люди ходят в тени, их никто никогда не видит и не слышит, а эти…
Редактор, видимо, хотел выругаться, но только вздохнул еще раз:
— И стало нас снова двенадцать…
— Да ты не вздыхай так тяжко, — вмешался в разговор подсевший к ребятам старик, до этого молча куривший в углу черную, куцую трубочку. — Двенадцать — это даже лучше, а то была бы вас чертова дюжина!
Ребята рассмеялись:
— Это верно! Мы, папаша, ни в бога, ни в черта, ни в приметы там всякие не верим, но с тем, кто сбежал, нас все равно было бы не тринадцать, а только дюжина — самая обыкновенная. Простая арифметика: он и на заводе не работал — вечно резину тянул.
— Ну, и я ж про то! Не жалейте!
— Не жалеем, да неловко перед людьми. Приедем в Целиноград, в крайком явимся. «Откуда?» — спросят нас. «Из Москвы, скажем, со „Станколита“ прибыли». — «Ах, да, да, мы вас ждали! Все тринадцать явились?» — «Нет, скажем, только двенадцать…» — «Как двенадцать?! А вот телеграмма: „Тринадцать комсомольцев завода „Станколит“ выехали ваше распоряжение…“» Что тогда?
— Тогда честно надо сказать: «Один сбежал!»
— Честно-то честно, да как язык повернется? Это еще Раиска выручила, а то бы совсем позор.
— Как позор?
Пришлось рассказать старику еще и о комсорге Витьке Ершове.
— А он-то работник или тоже больше насчет речей?
— Работник. Он и речь может сказать, и руки у него золотые. Одна беда — родители больно холят его.
— Вот это действительно обидно. Но вы в архив его пока не сдавайте. Приедете, осмотритесь, устроитесь — напишите ему. Да так, чтобы не обидеть человека. Так, мол, и так, живем неплохо, если есть возможность, приезжай посмотреть, жалеть не будешь.
Старик поглядел на внимательно слушавших его ребят, распалил погасшую трубочку и спросил:
— Верно, что ли?
— Верно! — за всех ответила Рая. — Он ведь не виноват, против отца с матерью нелегко, наверно, пойти, даже когда тысячу раз прав.
— То-то и дело. — Старик закашлялся и стал собирать вещички.
Ребята засуетились:
— Куда же вы, папаша? А мы думали, вы с нами до самого места.
— Помоложе был бы, — он глянул на Раю, — как она вот, до самой Акмолы бы не сошел. И еще был бы у вас коноводом.
— Тринадцатым? — засмеялась Рая.
— Им самым! Впрочем, это смотря как считать. По работе, так, может, и первым.
Распростились со стариком, дальше поехали ребята. Едут, а сами все думают, как их в крайкоме встретят, что скажут, когда узнают о случившемся.
Редактор даже приготовил не совсем удачную шутку насчет обычной в дороге «усушки» и «утруски», по общими силами его уговорили в данном случае не острить: