— Вот именно — считался, — вздохнул Олег и зябко поежился.
Но делать было нечего. Мой друг достал из кармана блокнот, карандаш и, пробравшись к центру избы, начал рисовать.
Когда набросок был сделан, Олег, записав адрес Грачевых, стал прощаться.
— Дома закончу работу, пришлю. Здесь у меня ни красок, ни кистей. Вы уж извините.
Мы уехали.
— Никогда еще не доводилось писать мне таких портретов, — говорил Олег. — Ты понимаешь, рисую, а сам все думаю: вот похоронят они его, кое-как с бедою своей справятся, а через месяц или через два придет к ним по почте моя мазня, и как ножом по сердцу — снова эти венки, эти нелепые бумажные цветы…
Слушая Олега, я отчетливо представил себе, с каким чувством будут ждать его посылку в доме Грачевых, и мне стало как-то не по себе.
— А может, не рисовать, вовсе бросить эту затею? И тебе проще, и им легче.
— Нет. Это будет еще хуже. Раз обещали, бабы ждать не перестанут, ты ведь их знаешь. Вот и растянется горе их.
Всю дорогу мысль о Грачеве не оставляла Олега. Где бы мы ни ехали, куда бы ни шли, все про старика вспоминал.
— Соседи сказали, он тоже воевал в Белоруссии. Наш землячок, получается! Наверно, где-то тут через Березину чапал. А вот здесь «тигров» лупил, а здесь лежал под бомбежкой…
Вернувшись в Москву, мы расстались с Олегом. Каждый занялся своим делом. Встретились только зимой.
Когда после долгой разлуки переступил я порог Олегова дома, разговор у нас сам собою сразу же о Грачеве зашел:
— Ну как? Нарисовал? Чем закончилась вся эта история?
— Нарисовал. И даже в ответ письмо получил из деревни.
Олег подошел к столу, порылся в ящике.
— На, почитай. Очень интересно.
Я развернул клочок исписанной карандашом бумаги и прочел:
«Спасибо вам, дорогой товарищ Олег Николаевич. От всей семьи, от всей деревни нашей низкий поклон вам. Присланный вами портрет у нас в клубе повесили. Люди со всей округи идут посмотреть нашего батю…»
Оторвавшись от письма, я с недоумением поглядел Олегу в глаза:
— Что же ты нарисовал им такое?
Он взял меня за локоть и повел в другую комнату, где стоял его рабочий стол.
— Вот, взгляни на эскиз. Себе на память оставил.
С прибитого к стене куска сурового полотна прямо на меня шагал могучий, веселый старик. Развернув плечи, он шел по пояс в бушующей золотом ржи. Две медали на его груди — за войну и за труд — сверкали так ярко и были выписаны так отчетливо, что казалось — они слегка позвякивают в такт широкому шагу хозяина.
На высоком чистом лбу Грачева горели лучи еще совсем теплого осеннего солнца.
Ураган
Это случилось у нас в Копани минувшим летом. В деревянном домике на берегу речки Безымянки поселился детский сад. Я поначалу было расстроился: иметь такое беспокойное соседство во время единственного отпуска в году участь незавидная. Но ребята оказались народом симпатичным и трогательным. С интересом стал наблюдать я за их жизнью.
Уже через несколько дней мы познакомились, и многих детей я знал не только по имени и фамилии, но чуть ли не по отчеству. Особенно понравились мне два неразлучных друга — Андрей Черников и Леша Лагуточкин. Их назначили ответственными за живой уголок, и надо было видеть, с каким старанием охотились малыши за всякой лесной всячиной, какой диковинной раскраски и формы листья находили на самых обычных деревьях.
Беззаботно и весело жилось ребятам на берегу Безымянки, но однажды я встретил их и не узнал. Шли они с прогулки тихие, как-то вдруг повзрослевшие. Ни песни, ни шутки в строю.
— Что с вами, ребята?
— У нас ласточкины гнезда разорены. Вы разве не знаете? — сказал, исподлобья глянув на меня, Черников.
— Как разорены? Кто ж это сделал?
— Пусть Эльза Алексеевна вам расскажет.
Я пропустил весь молчаливый строй, остановил воспитательницу:
— Эльза Алексеевна, что я слышу?
— Не говорите! Все так переживают.
— Что же все-таки произошло?
— Целый месяц весь сад грипповал. Некоторые ухитрились побывать в изоляторе по два раза…
— При чем же тут ласточки?
— Представьте, при чем, — не очень уверенно сказала Эльза Алексеевна. — Приезжали с эпидемиологической станции, предупредили: ласточки грипп разносят. Да, да…
— Быть не может.
— Точно, наукой доказано — ласточки. Вернее, не они сами, а насекомые, которые у них под перышками.