Не загремел гром. Не обрушились Небеса с престолом Всемогущих. Руфин отшатнулся. Зашатался. Побелел.
Упасть не дали. Сильные руки подхватили. Бережно опустили на подушки. Клонилось к закату ласковое солнышко. Твёрдо шелестели жёсткие листья карагачей. Пахло осенним листом. И степной полынью. Почему небо – чёрное?
Никто не увидел яркой радости, мелькнувшей в раскосых хитрых глаза святоши. От того, что больно певуну. Что сердце его разорваться готово. Старый нукер увидал. Рысьими глазами углядел посиневшие враз губы Руфина. Змеиную улыбку, скользнувшую по губам куриной гузкой святоши. Рыком из горла старого нукера вырвалось:
- Тварь!
Отшатнулся святоша, запнулся. С тяжким звоном упал вытертый хурджин с тощего плеча. Раскатились монеты с ликом Триждывеличайшей. Застучали цветные камни по полу. Украшавшие раньше престол Триждывеличайшей.
- Вай дод! – Ахнули люди. – Караул!! Да он же блудодей! Осквернитель храма! Вор! Осквернитель могил! Бей его!
Святоша метнулся к тахте, на которую уложили юношу. Что-то острое впилось в слабую руку. Певун этого даже не заметил. Его уже накрыла чёрная волна беспамятства. Чёрная, как шёлковые ресницы, как глаза, похожие на беззвёздное небо.
***
Кони топтались во дворе. Старый нукер остановил взглядом:
- Останься. Стены города высоки. Ишгаузы ушли. Здесь ты в безопасности.
- Нет – посиневшими губами.
- Здесь ты в безопасности. – Повторил нукер. – Ты болен. Останься. Будет нелегко.
- Я выдержу. – Упрямо сжатые губы. – А если нет… вот. – Блестящая рукоять кинжала смотрела на старого нукера. – Ты избавишься от обузы.
- Но…
- Прокляну. – Непримиримо.
- Боги. – Покачал головой нукер. – Боги.
Подхватил за тонкую талию певуна, кинул в седло. Что будет? Задумчиво ехали между душными шершавыми стенами из тесноты проулка, отслоняясь от низко свисавших длинных пушистых листьев лоха, отягченного бронзовыми гроздьями мелких плодов.
Мальчишка совсем плох. Когда простыть успел? Ещё вчера всё было хорошо. Лихорадит его. Губы белые. Сколько он выдержит в седле?
И полетели парсанги степных дорог под копыта теке. Идти по чёрному следу было легко. Дикари не прятались. Не нужны были рысьи глаза, чтобы видеть змеиный след. Змея, ужалившая Ауминзу, обожралась. И теперь уползала восвояси. Оставляя чёрный след на жёлтой земле.
Лишь на пятый день носы путников уловили смрад дикого войска. Увидели дымы костров. Впереди замаячили островерхие кибитки.
Не раз и не два оборачивался в пути Фарруд. Певун был плох. Как ещё держался в седле? Тонкие полоски поводьев из сыромятной кожи резали слабые руки. Холодный пот тёк по побелевшему лицу. Глаза почти всё время были закрыты. Нукеры качали головами. Плохо дело. Надо останавливаться.
Сильные руки стянули с седла. Укутали в грубый шерстяной плащ. Пусть колко. Зато тепло. Руфин горел. Не хватало воздуха. Он задыхался от боли в груди. Не понимал, где он, что с ним.
Его уложили на попонах, не решаясь лишний раз коснуться хозяйского имущества. Сидели вокруг, перешёптываясь, устраиваясь на ночь. Готовые по утру сразу сесть в седло, едва мальчишка откроет глаза.
Тонкую воспаленную царапину на тыльной стороне ладони певуна заметил Рохбор - самый молодой из нукеров. Старый нукер схватился за голову – яд! Старый совсем стал, шакал! Совсем глаза потерял, шакал! Убить его надо, дурака старого, зачем жить ему? Где были его глаза? Почему не увидели. Не убережёт мальчишку, как посмотрит в глаза молодому хозяину?
Глаза бояться – руки делают. Царапину разрезать, выпустить дурную чёрную кровь. Прижечь. Белый сладкий корень ферулы* приложить. Туго перевязать. Завернуть певуна поплотнее – пусть потеет. Напоить молоком овечьим. Где взять молока? Где-где! Вон за горкой отары ишгаузов! Пошли, щенки-недопёски! Быстро побежали овец доить! Не женщины?! Зачем нукер, который не может сохранить собственность хозяина? Дармоеды, а не нукеры! Быстро!
Сложно разжать стиснутые зубы. Трудно влить тёплое молоко в пересохшее горло. Трудно держать корчащееся от боли тело. Сложно спрятать костерок, когда враг так близко. Но нужен чай. Нужно дать отвар из маковых головок, чтобы боль отпустила. Мак поможет уснуть измученному юнцу. Нужна горячая вода, чтобы смыть пену с посиневших губ. Выживет ли? Что сказать хозяину молодому и старому на пороге предвечного Неба?
***
Мечется душа. Ищет пресветлых Богов, чтобы припасть к белым ногам их. Все знают, что Боги живут в Небесах предвечных высоких. За седьмыми Небесами, над самым Раем, стоит их трон незыблемо. И грамотный знает. И неграмотный. И простой пахарь. И жрица Треждывеличайшей. А мятежная душа мечется. Как просить Богов, чтобы они склонили головы к молящему? Как рассказать, чтобы поняли Боги, что нет в мире подлунном никого, кто был бы нужен певуну? Никого, кроме мужчины с самыми шелковыми ресницами шириной в палец? Поймут ли?
Душно. Душно. Больно. Почему небо – чёрное? Почему луны нет? Кто звёзды яркие украл? Пить. Пить. Пить.
Два раза вставало солнце, и три раза выплывал на бархат неба месяц. А мальчик так и не открыл глаз. Нукеры сели на совет.
- Мы должны идти.
- Должны.
- Младший хозяин ждёт.
- Ждёт.
- Утром выйдем.
- Утром.
- Рохбор с певуном останется. Если не вернёмся, отвезёшь в Мароканду, в дом. Псом у ног ляжешь. На всю жизнь тенью станешь.
Мечется во тьме мальчик. Больно ему. Телу больно. А душа горит – в сто тысяч раз больнее чистой душе от невольного предательства.
Легкие ветры подхватили чистую душу, отнесли к порогу предвечного Неба. Услышали Боги плач израненной души певуна. Склонили мудрые головы перед болью красивого юноши. Прошлась белым лебяжьим крылом Пресветлая Мать по почерневшему от муки лицу. Живой водой промыла чистейшие сапфиры глаз. Опустил свою тяжёлую длань Отец Нерожденных, согрел в горсти слабое сердце. Омыли Братья Ветры лёгкие ноги, перевеяли русый шёлк волос. Слетел с плеча Триждывеличайшей хумаюн*, закапали хрустальные слёзы, закрылись раны мальчика. Само Небо опустилось к изголовью певуна. Легонько коснулось высокого чистого лба поцелуем. Вернуло жемчужную душу страдальца в бренное тело.
____________
Хусейне - виноград "дамские пальчики"
Чораз - очень крупный чёрный виноград (особо крупные виноградины иногда бывают размером со сливу)
Лайли - винный сорт винограда. Очень душистый.
Лёсс - плодородная земля. Пересохшая земля крошится в тончайшую тонкодисперсную пыль. На лёссовых землях растут самый лучший ячмень и самый вкусный рис.
Ферула - пустынный эфемероид. Немного похож на европейский борщевик. Молодые растения съдобны. Корень считается у степняков слабеньким противоядием (сама как-то лечилась от скорпионьего жала)
Хумаюн - птица счастья. В европейской традиции - феникс. У славян назывался гамаюном.
9.В плену.
Не раз за эти дни брался за кнут Байирр. Дни шли. А он всё так же стоял перед израненным, усталым и истерзанным человеком. Кебет молчал. Кусал губы, когда били. Когда жгли. Иногда пленник кричал от боли. Иногда давился кровью. Но всё чаще ник в руках палачей, так и не сказав ничего занятного.
- Где он? Куда ты спрятал его?
Короткий свист. Кнут вспарывает ссохшуюся кровавую корку на спине. Течёт алая кровь по смуглой коже. Молчит несчастный пленник. Не может кричать – сил нет. Даже на хрип уже сил не осталось. Вздрагивает всем телом от обжигающего объятья кнута из воловьей кожи. Молчит, глотает слёзы бессилия и унижения. Связанные запястья ободраны колючей верёвкой. Волосы слиплись от крови и пота.
- Где он?
Лишь вздёрнутые кверху руки не дают упасть пленнику.