— Полагаю, это веская причина для брака, — сказал Калеб, — если не учитывать любовь.
Мари посмотрела на него, пытаясь понять, был ли он серьёзным. Иногда его было легко читать, как ребёнка, но в другие моменты его трудно было понять, и сейчас был один из таких случаев.
Они отнесли чайник к одному из больших деревянных столов, которые принесли из соседнего трактира, и поставили его на место, указанное одной из женщин, следивших за пиршеством. Одна из женщин подняла голову и, улыбаясь, сказала:
— Мари, Калеб.
— Тесса, — ответила Мари.
Тесса, жена мельника и будущая свекровь Элли, выглядела несколько пьяной. У неё было цветущее лицо и щеки, напоминающие цвет эля. Она пренебрежительно взяла руку Мари, мягко похлопав её и слегка кивнув.
— Мы понимаем, дорогая, — сказала Тесса с подчеркнутой покровительственностью.
Улыбка Калеба оставалась на месте, но в его глазах появилась едва заметная напряженность.
— Это только начало, — произнёс он, указывая на огонь в яме на противоположном краю площади. — Мы привели быка для жарки. — Подмигнув Мари, чтобы Тесса не заметила, он добавил: — И вот эту повозку. В ней две бочки гномьего эля из Доргина и шесть ящиков равенсбургского вина.
Тесса моргнула, как амбарная сова, попавшая в свет фонаря.
— Правда? — пробормотала она, поражённо глядя на повозку.
Калеб лишь склонил голову и продолжал улыбаться. Взволнованная жена мельника пробормотала что-то себе под нос, не удержав смущённой улыбки, и поспешила прочь.
Мари повернулась к Калебу и спросила:
— Почему ты это сделал?
Калеб пожал плечами.
— Помню, как она тебя раздражала на последнем фестивале Банапис. В прошлом году я принес только пару куропаток и несколько кроликов.
— Нет, я имела в виду, почему ты сказал «мы»? Ведь именно ты привёз и быка, и повозку.
— Потому что я привёз их для тебя, — ответил Калеб.
Мари замерла на мгновение, затем на её губах появилась легкая улыбка, но в глазах не было и намёка на юмор.
— Благодарю тебя за этот жест, Калеб.
— Всегда пожалуйста, — сказал он. — Может, мне принести миски и половник?
— Нет, — ответила Мари нейтральным тоном. — Я сама вернусь в дом и принесу их. А ты найди мальчиков и убедись, что они не попадут в беду, хорошо? Я беспокоюсь о них.
Калеб кивнул и отступил от стола. Пробираясь сквозь быстро собирающуюся толпу, он одновременно удивлялся и радовался тем переменам, которые произошли в городе со времён его детства. Хотя его семья никогда не жила в Звездной Пристани, они часто его навещали.
Отношения отца Калеба с правящим советом Академии были в лучшем случае натянутыми. Калеб слышал жалобы Пага достаточно часто, чтобы понять причины отчуждения, но это были проблемы отца, а не его собственные. Магнус, старший брат Калеба, был магом, как и их родители, но Калеб был исключением — у него не было магических способностей.
Остальные члены семьи смотрели на Звездную Пристань сквозь призму политических распрей, но Калеб воспринимал его просто как место, где он развлекался в детстве. В Звездной Пристани он нашёл таких же детей, как он сам — обычных мальчиков и девочек, которые волновались о взрослении, учились любить, ненавидеть и прощать, старались избегать работы и искали друзей для игр. Эти повседневные заботы были для него чем-то новым и интересным.
Необычное воспитание оказало Калебу значительную пользу. Большую часть детства он проводил на скучных занятиях, предназначенных для студентов с магическими способностями. Теперь он осознавал, насколько это было мудро, ведь, несмотря на отсутствие собственных магических дарований, он мог хотя бы чувствовать присутствие магии. А учитывая, что Конклав Теней был главным врагом магов, эта способность была для Калеба настоящим благом.
Дети с Острова Колдуна и те, с кем он жил на острове в Большом Звёздном озере, были поглощены магией — даже их игры вращались вокруг неё, что часто вызывало раздражение у учителей. В детстве Калеб часто ощущал себя одиноким. Несмотря на свои физические способности, он часто оставался в стороне, наблюдая, как другие дети играют в магические игры, к участию в которых он не был допущен, разве что как объект их насмешек. Его вещи нередко перемещались или исчезали, а предметы подбрасывались под ноги без всякого предупреждения.
Детские травмы иногда оказываются самыми глубокими. По мере взросления Калеб всё меньше ощущал себя изолированным, так как интересы детей менялись. Даже когда он оказывался в центре озорства, он всё равно ощущал свою инаковость.