-- Малышка Аэриса, -- самый красивый мужчина на свете вырвал из полумрака сестру Алекса и заключил в объятья. Она же, шокированная таким проявлением чувств уронила сигарету на ковер.
В воздухе завоняло паленым. Мы дружно тушили полыхнувший словно спичка ковер, когда в комнату вплыла Ким. Аэрто нес поднос с чашками и тем самым десертом, что прихватил с собой. Пики кремовых верхушек слегка примялись. Сестра Элио вздохнула:
-- Рано или поздно это должно было произойти. Надеюсь до маминого приезда ты успеешь заказать такой же.
Она обращалась к Элио, которого посчитала виновником произошедшего. Тот и не отпирался. Он подмигнул Аэрисе с заговорческим видом, а она снова вспыхнула и отвернулась, а затем отошла в тень. Это ее движение показалось мне преисполненным тихой, бессильной ярости. Никто кроме меня не обратил на Аэрису внимания, все восхищались трудами кондитера Аэрто. Сам принц прибывал в волшебном мире только что получившего разрядку мужчины. Он присел и откинулся в глубоком кресле и задумчиво наблюдал за темнеющим небом. Ким улыбалась Александру, прикусывая полную нижнюю губу. О том, что делали эти губы несколько минут назад думать мне не хотелось.
-- Смотрю, у нас начинается сезон свадеб. – начал Элио. Его явно тяготило молчание, поэтому он решил поднять самую безобидную на его взгляд тему, -- Ты то, Алекс, не вознамерился обзавестись женушкой?
-- Только после вас, --спокойно парировал босс.
-- На меня такого спроса нет, как на тебя. Древняя кровь, старейшее древо. И если не ты, то кто? Род Дарков близок к затуханию.
Александр не ответил, он насупился, будто вспомнив о чем-то что было весьма ему не приятно. Босс не очень то любил вспоминать о своей древней крови. Я попыталась спасти его, сменив тему.
-- Вот никогда бы не подумала, что аристократы далекой загадочной Октавии чай пирожными закусывают.
Ким и Элио снисходительно улыбнулись, Аэрто тоже. «Дурочка Кира. Миленькая, но такая тупая». Аэриса вышла из тени, бросила едкое:
-- А что, по твоему мы должны закидываться кокаином, насыпанным на золотые слитки? – она зажгла очередную сигарету, выпустила клуб дыма. Когда она курила, то задирала острый подбородок, демонстрируя свое уродство. Она словно специально встала рядом с хорошенькой словно куколка Ким, тем самым подчеркивая их различия. Та была приятной, словно марципановая фигурка, а Риса походила на что-то из кайенского перца. И, невзирая на очарование первой, я вдруг почувствовала, что предпочитаю общение именно с сестрой Дарка.
-- Почему же на слитки? Быть может лучше снюхивать с груди стриптизерш. – предположила я, вовлекая ее в дальнейшую игру. Мы начали препираться, ссориться напоказ и тема Александровой женитьбы была забыта. Но вот слова Элио, повисшие в воздухе меня смутили. Насколько мне известно, помимо Аэрисы и Артура, у Александра еще старший брат имеется. Адам. Не похоже на то, что у семьи Дарков есть какие-то проблемы с продолжением семейной ветви.
-- Если хочешь посмотреть, как веселится Октавийский бомонд, приходи с Аэрто в эту субботу во дворец. Заодно поближе познакомишься с нашими традициями. Я – Дитя Луны, моего приглашения достаточно, чтобы тебя впустили. Тебя, Аэрто, не приглашаю. Должна же я как-то продемонстрировать свое «фи» расторжением нашей помолвки.
Принц раздосадованным не выглядел. Он вообще был чрезмерно погружен в себя, так, что даже забыл о том, что не один, и начал грызть ноготь большого пальца. А вот Александр красноречиво демонстрировал, что идти мне на этот праздник не стоит. Он сложил руки на мускулистой груди, мотнул головой, словно племенной жеребец, отгоняющий назойливых мух. Мне бы послушаться его немого приказа, но благоразумность никогда не была моей сильной чертой.
-- Я очень хочу посмотреть на то, как здесь принято веселиться.
Мне стоило догадаться, что произошедшее несколькими днями позже еще долго будет преследовать меня в ночных кошмарах
Глава 6. О забавах итхисов
Красное платье из атласа, длинное, закрытое. Великолепные тонкие кружева на манжетах, кружевной воротник прилегает к коже, обнимает, душит. Атласные перчатки – похожи на театральные. Как то мне довелось оказаться в театре. Отцу Эдгара подарили билеты. Ни его жены, ни постоянной любовницы не было в городе, так что билеты он отдал сыну. А тот пригласил меня. Эдгару было откровенно скучно, он зевал, пил виски из пронесенной втихаря фляги, а под конец аплодировал лениво, словно делая актерам одолжение. Я аплодировала стоя. Не потому, что влюбилась в театр окончательно и бесповоротно. А потому, что пьеса, название которой я и не вспомню сегодня, потрясла меня своей реальностью. Актеры жили на сцене, любили, ненавидели, испытывали голод, страх. У них не было права на ошибку, каждый жест, взгляд – они проживали их, умудряясь убеждать зрителей, что жизнь на сцене – настоящая. Я тогда еще задумалась, глядя на задремавшего Эдгара: а моя жизнь настоящая? Кто я или что? Быть может просто часть декорации чужой постановки…