Если бы это был другой мужчина, возможно, она запаниковала бы, но это был Эдвин. И да, в тот момент она была в ярости на него, но в глубине души она знала, что худшее, что он мог сделать — это разбить ей сердце.
Однажды она пережила уничтожение. Она сможет сделать это снова.
— Я облажался, — сказал он.
— Ага.
Он провел рукой по волосам.
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Она открыла рот, готовая сказать ему, что уже слишком поздно, но он приложил палец к ее губам, как будто знал, что она собирается сказать.
— Прости меня.
Она ожидала бесконечного списка оправданий. Его брат. Окончание колледжа. Чепуха. Чепуха. Чепуха. Но пока она ждала его оправданий, их так и не последовало.
Вместо этого он повторил:
— Прости меня.
Мольба в его голубых глазах затронула струны ее сердца.
Кассия отступила на шаг, нуждаясь в некотором расстоянии, и, сделав это, увидела то, что пропустила в библиотеке. Под его глазами залегли темные круги. Его одежда снова была помятой, как в День благодарения, но сейчас выглядела еще хуже, как будто он не просто носил ее, а жил в ней. Щетина на его подбородке была такой густой, что казалась почти бородой, и он, должно быть, не брился, ну… недели две.
— Я знаю, что многое происходит с твоим братом, — сказала она. — С ним все в порядке?
— В воскресенье его выписали из больницы. Я спал у него на диване, помогал по хозяйству.
— Это мило с твоей стороны.
— Он мой брат. — Эдвин пожал плечами. — У него есть медсестра, которая помогает днем, если ему это нужно, но ночью лучше я, чем незнакомка.
А как насчет их родителей? Разве они не были рядом, чтобы помочь?
— Можем мы… можно я просто присяду на минутку? — Эдвин прошел мимо нее к своему креслу с откидной спинкой. Он плюхнулся на сиденье, совсем как в прошлый раз, когда был в ее спальне, и опустил локти на колени, выглядя так, словно вот-вот заснет. — Я уже несколько недель сплю в креслах. Диван Зейна — это улучшение, но я засиделся допоздна, пытаясь позаниматься перед экзаменами.
— Ты спал в креслах? Где?
— В больнице.
Кассия моргнула. Несчастный случай с Зейном произошел несколько недель назад.
— Все это время?
— Да. — Он зевнул.
— Почему ты мне не сказал?
Он грустно улыбнулся ей.
— Правду? Я не знаю.
— Ты не знаешь?
— У меня сейчас много дерьма происходит, и я не знаю, стоит ли мне сваливать это на тебя.
Она нахмурилась.
— Хм?
— Это тот тип груза, который я бы возложил на свою девушку. А я не знаю, кем мы являемся.
Жестокая честность его признания вызвала у нее желание свернуться калачиком и спрятаться. Потому что он был прав. Они были чем-то особенным. Но в континууме чего-то они были прочно зафиксированы посередине. Нейтральная зона.
Не совсем случайно. Не совсем серьезно.
Не совсем доверительно.
И Кассия не могла винить его за это. Она с самого начала старательно устанавливала границы дозволенного. Дерьмо.
— Что ж… — Она вздохнула и подошла к своей кровати, плюхнувшись на мягкое постельное белье. — Это справедливо.
За исключением того, что она хотела, чтобы он доверял ей. Она хотела, чтобы он доверился ей и рассказал, когда ему будет трудно. Она не хотела, чтобы он отгораживался от нее.
— У меня проблемы с доверием, — сказала она, устремив взгляд в потолок.
Глубокий смешок Эдвина наполнил комнату.
— Да что ты говоришь.
Она улыбнулась, когда он встал со стула и направился к кровати. Он занял место рядом с ней, лежа на спине. Его тело вытянулось рядом с ее, всего в нескольких дюймах, но они не соприкасались. Близости было достаточно. На сегодня.
— Я разговаривал с юристами, — сказал он. — О моих трастовых фондах. После несчастного случая с Зейном я подумал, что мои родители могли сплотиться. Они и сделали это, примерно на сутки. Но потом жизнь для них вернулась в нормальное русло, и они как будто забыли, что у них в больнице ребенок. Зейн взрослый, но все же. Разве ты бы не навестила своего ребенка в больнице?
— Навестила бы, — сказала она, переплетая свои пальцы с его.
— Они просто вернулись к нормальной жизни. Пожертвовали больнице кучу денег. Убедились, что у него лучшие врачи и медсестры. Но это все. Папа приезжал дважды. Мама трижды. За целый месяц это все время, которое они ему уделили. А потом, на День благодарения, они устроили гребаный званый ужин.
Спор с Айви и разочарование Эдвина в тот день теперь обрели смысл.
— Это неправильно. — Он покачал головой. — И все, о чем я могу думать, это то, что это потому, что Зейн не играл в папину игру. Он занимается своими делами. Живет своей собственной жизнью. Так что теперь в глазах папы он стал менее значимым.
— Мне жаль, — прошептала она.
— С меня хватит. Папа ожидает, что я буду работать в его компании, но он может пойти к черту. Я хочу убедиться, что полностью понимаю условия получения доступа к трастовым фондам. Для этого я и нанял юристов. Если мне придется ждать, пока мне исполнится тридцать, чтобы получить деньги, пусть будет так. А до тех пор, что ж…
— Ты можешь найти работу, как и все мы, пеоны (прим. ред.: Пеон обычно относится к лицу, подлежащему пеонажу: любой форме наемного труда, при которой рабочий (пеон) мало контролирует условия труда).
Уголок его рта приподнялся.
— Может быть, ты поможешь мне отшлифовать мое резюме.
— Я с удовольствием дам рекомендации.
— Обязательно укажи количество оргазмов, доставленных за одну ночь.
Кассия рассмеялась.
И он одарил ее мегаваттной улыбкой, которая включала в себя ямочки на щеках.
— Я скучал по тебе, рыжик.
— Я тоже скучала по тебе. — Признать это было не так трудно, как она думала. — Спасибо, что рассказал мне.
Эдвин пошевелился, поворачиваясь боком, чтобы заправить прядь волос ей за ухо.
— Мне бы сейчас не помешала девушка.
Тяжесть этих слов ударила ее, как кувалда. Он просил о доверенном лице. О чем-то священном. О друге. И она так сильно хотела быть этим человеком.
При осознании этого должна была возникнуть паника. Волна ужаса.
Девушка.
Но, она хотела получить эту работу.
— Нужен доброволец? — спросила она.
В мгновение ока он перевернул ее на спину, нависая над ней. Затем его губы прижались к ее губам, лишая ее дыхания и заставляя разочарование последних двух недель исчезнуть восхитительным движением его языка.
Она прильнула к нему, наслаждаясь тяжестью его тела, глубже вдавливающего ее в матрас. Она скучала по этим губам. По его широким плечам. По силе его тела. Она скучала по тому, как он посасывал ее нижнюю губу и касался кончиком языка ее языка.
Тело Кассии воспламенилось от одного поцелуя, и она выгнулась навстречу ему, желая большего.
Вот только Эдвин оторвался от ее губ и прижался лбом к ее лбу.
— Жаль, что я не могу провести здесь остаток дня. У меня занятия через час.
— Хочешь немного вздремнуть? Ты выглядишь так, будто тебе это не помешало бы.
— Вообще-то, да. — Он свернул их, притягивая ее обратно к своей груди. — Ты останешься со мной?
Она еще крепче прижалась к нему.
— Я сожалею о Зейне. И о твоих родителях.
— Мои родители — придурки. Не то, чтобы я был в шоке. Просто… я надеялся, что на этот раз все будет по-другому.
— Я могу это понять. Моя мать — засранка. — И если бы она была честна с собой, то могла бы признать, что ее отец тоже им был. Но было легче сосредоточиться на недостатках Джессы Нилсон.
— Ты расскажешь мне о ней? — спросил Эдвин.
— Она ушла, когда мне было два года. Вернулась, когда исполнилось три. Снова ушла, когда мне было четыре. Вернулась, когда мне было пять. Снова ушла, когда мне было шесть. Такова была закономерность. Она была матерью меньше года, прежде чем это становилось для нее невыносимым. Потом она уходила, полностью вычеркивая нас из своей памяти, пока не вспоминала, что у нее есть муж и дочь.