— Наверно, так и есть.
— Не поверишь, но он добился от меня уважения, даже любви. Я ради него на все готова. Но стать его женой — никогда.
— Да, я понимаю.
— Ну вот, а теперь я твоя…
— Я счастлив, Ольга. Мне ведь тоже было тяжело. Тяжелее, чем ты можешь себе представить. Но что я мог сделать? Миллионеру я не конкурент.
— Если бы он не был богат, все было бы куда проще.
— Что ты имеешь в виду?
— Да ничего, не важно.
В первом зале кто-то забарабанил на пианино. Ольга прислушалась, даже стала постукивать пальцами в такт. Она смотрела на Азриэла, бледная, измученная и смущенная. Азриэл одержал победу, но из-за этого его ответственность стала гораздо больше. Еще вчера Ольга была бесконечно далека, словно находилась на луне, он мечтал о ней, как о сказочной принцессе. И вот она сидит рядом, теперь она принадлежит ему. Он украдкой посматривал на нее. До чего же красива! Как идет ей эта бледность! А с каким вкусом она одевается! Женщина, которая ради него, простого парня из Ямполя, бросила Валленберга, всемирно известного железнодорожного магната… «Я буду ее любить, буду любить всю жизнь! Покажу ей, как высоко я ценю ее поступок. До чего же я счастлив!..» Азриэл прислушался к себе. Тяжесть, которую он ощущал в левой стороне груди, с тех пор как они расстались, вдруг исчезла. Он чувствовал себя легко и свободно. Наверно, так чувствуешь себя, когда поднимаешься ввысь на воздушном шаре, и атмосферное давление становится все меньше. Кто знает, какую еще тяжесть носит на себе человек, сам того не понимая. Например, страх смерти. Как от него избавиться? Никак, разве только умереть… Азриэл давно потерял аппетит, но тут почувствовал зверский голод. Он доел картошку, но в животе по-прежнему бурчало. Заказал еще пирожные и шоколад. Азриэл словно выздоровел после долгой болезни. Ольга заказала еще одну чашку черного кофе.
— Так что ты говорил про Юзека? Я толком не поняла.
— А что тут понимать? Погромы сеют панику. Одно безумие порождает другое. Ладно бы он хоть в Америку собрался. Палестина — это же пустыня.
— Америка тоже когда-то пустыней была.
— Ну, это когда-то. Ладно, пусть делают, что хотят. Но для матери это, конечно, удар.
— Почему? Там тоже люди живут.
— Она столько надежд на него возлагала. Первая заповедь любой религии: не рассчитывать на людей.
— А на кого ж тогда? Я тоже на людей рассчитываю.
И Ольга густо покраснела.
Было уже поздно. Господин за соседним столиком докурил сигару и встал. У двери он обернулся и бросил понимающий взгляд: «Вижу, вижу, как вы запутались…»
— А дети-то где твои? — вдруг спохватился Азриэл.
— Наконец-то спросил! У Малевской, в Вилянове[106].
— Она знает, что ты с ее отцом рассталась?
— Надеюсь, нет, но, боюсь, скоро узнает. Тогда конец нашей дружбе. Мы с ней последнее время не слишком друг с другом откровенны.
— Ну да.
— Я даже подозреваю, что это она меня ему посватала.
— А зачем ей это надо?
— У женщин свои резоны. Она хочет, чтобы ее отец был счастлив.
— Служанка дома?
— Нет, с детьми.
— Тогда, может, к тебе?
— Хорошо. Если ты хочешь.
Он постучал ложечкой о блюдце. Подошел официант, и Азриэл расплатился. До Жельной было недалеко, только пройти через Саксонский сад, но Азриэл взял дрожки. Проехали Александровскую площадь, Крулевскую, пересекли Маршалковскую. Азриэл чувствовал и желание, и страх одновременно. Он так ее хочет, но вдруг он сегодня не сможет? Или служанка придет, или Малевская отошлет детей домой. Вдруг в доме начнется пожар? Вдруг Валленберг поджидает у ворот? Или внезапно начнется землетрясение, или упадет комета. Мало ли что бывает в лотерее, которую называют судьбой… На Маршалковской уже горели электрические фонари. Витрины магазинов ломились от всевозможных товаров. Шампанское и конфеты, цилиндры и очки, мужские костюмы и нарядные куклы, мебель и меха, галстуки, сигары и ликеры. На табличке под микроскопом написано, что он увеличивает в пятьсот раз. Азриэл только вчера проходил здесь, и все казалось ему выгоревшим за лето и пыльным. А теперь все сверкало и блестело, каждая вещь стояла на своем месте. От фонарей тянулись голубоватые лучи и освещали улицу, словно застывшие молнии.
3
Азриэл и Ольга никогда в жизни не думали, что ночь любви может быть столь прекрасна. Было тепло, как в середине лета, но рассвело только в пять часов. Времени хватило на все: и на любовь, и на сон, и на то, чтобы в перерывах между ласками перекусить хлебом, фруктами и сыром — тем, что нашлось у Ольги в буфете. Они строили планы. Сейчас, пока Юзек с матерью, а Ольгины дети с Малевской, можно ненадолго куда-нибудь съездить. Азриэлу давно пора немного отдохнуть от своих сумасшедших. Отпуск? Ни к чему, он просто возьмет несколько дней, врач тоже может заболеть. Они уснули, когда через гардины в спальню проникли багровые лучи восходящего солнца. Лишь когда часы в гостиной пробили десять, они проснулись и снова припали друг к другу. Он остался лежать в кровати, а она приготовила завтрак. Азриэл смотрел, как Ольга то входит, то выходит из спальни, и думал: «Чем она мне не жена? Тем, что не ворчит, не отравляет существование всякими заботами и придирками?» Неужели и правда из-за кольца и брачного договора, написанного на арамейском языке, он должен всю жизнь промучиться с давно охладевшей женой, с остывшей душой, как другие, как его пациенты? Вот они, моральные законы.
106
Вилянов — район на окраине Варшавы, известный королевским дворцом и прилегающим к нему садом.