— Если Моисей не говорил с Богом, это еще не доказывает, что Бога нет, — возразил Азриэл. — Ex nihilo nihil fit[135].
— А если даже Бог есть, то что? Раз мы все равно не знаем, чего Он хочет, зачем выдумывать всякую чепуху? Где логика, дядя Азриэл?
— Логика в том, что в истории тоже действуют законы природы, как в физике или эмбриологии. Раз евреи появились, значит, это было нужно каким-то высшим силам.
— То же самое можно про любой народ сказать.
— Да, конечно.
— А как же исчезнувшие религии?
— Они должны были исчезнуть.
— Так, может, время нашей религии тоже прошло?
— Даже смертельно больной зовет врача. Никто не уходит добровольно.
— А самоубийцы? Они ведь тоже часть мироздания.
— Самоубийцы — исключение, а не правило.
— Как в природе могут быть исключения? — Цудекл попытался взяться пальцами за несуществующую пейсу. — Это же не латынь или французский язык. В математике исключений нет.
— Где написано, что природа — это математика?
— Скорее математика, чем грамматика.
— Пусть самоубийцы кончают с собой, а я хочу жить. И хочу, чтобы жил мой народ.
— Тогда тебе, как твоему Юзеку, надо в Палестину ехать.
— Тут ты прав.
— И потом, что значит «мой народ»? Что у тебя общего с йеменскими или индийскими евреями? Национализм — это эгоизм и инерция. А если ты хочешь жить здесь, придется их отбросить. И что останется? Старая легенда.
— Во-первых, эта легенда мне по ночам спать не дает. Во-вторых, повсюду устраивают еврейские погромы. Совершенно реальные.
— Устраивают, потому что помнишь, как Аман сказал? «Есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами… и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют»[136], — процитировал Цудекл. — С тех пор ничего не изменилось. Мы хотим быть сразу и русскими, и евреями, и французами, и турками. Хотим понемножку брать у всех народов. Но если живешь в Польше, будь поляком, не пытайся стоять одной ногой в Варшаве, а другой в Иерусалиме. Все равно надвое не разорвешься.
— Выкреститься, что ли, предлагаешь?
— Валленберг, покойничек, правильно говорил: как можно жить среди народа, чьи женщины для тебя нечисты, чья еда тебе запрещена, чей Бог для тебя идол? Невозможно быть отдельной группой внутри другой группы.
— Это ты уже палку перегибаешь! Говоришь, как антисемит.
— Может, антисемиты и правы.
— А что будет, если социалисты победят?
— Тогда все человечество объединится, и не останется места ни для Израильского альянса с его лозунгом «Все евреи едины», ни для «Мефицей Таскала»[137], ни для гурских и александровских хасидов с их враждой.
— Значит, сейчас я должен стать гоем, чтобы через тридцать лет перестать быть гоем?
— История динамична. Ты же когда-то заглядывал в «Феноменологию» Гегеля? Дух диалектичен. Из любого «да» торчит «нет». Конечно, это ерунда, но не без остроумия, и частичка правды в этом есть. Вот я, дядя Азриэл, гедонист. Когда человек делает то, что доставляет ему удовольствие, он выполняет Божью волю. Евреи страдают, значит, идут неверным путем.
— Поляки тоже страдают. Стань лучше немцем или англичанином.
— Если получится, стану.
— Чтобы тебя с бурами воевать послали?
— Боюсь, тогда выбора уже не будет.
— Англичане хотят, чтобы воевать шли добровольно.
— Мало ли чего они хотят.
— Это твоя философия?
— Это Спиноза.
— А как же быть еврею, который получает удовольствие, оттого что он еврей?
— Это только верующие. Вот в тебе, дядя Азриэл, что осталось еврейского?
В дверь постучалась Ольга.
— Идите чай пить.
Азриэл и Цудекл пошли в столовую. На столе стоял самовар, вокруг сидели Наташа, Коля и Миша. Пятнадцатилетняя Наташа училась в четвертом классе гимназии. Высокая, стройная девушка со вздернутым носиком, черноволосая и черноглазая. Рот чуть великоват, поэтому мальчишки дразнили ее Лягушкой. Одиннадцатилетний Коля — копия матери: блестящие черные глаза, прямой нос, острый подбородок. Волосы пострижены ежиком. На Коле была гимназическая тужурка с позолоченными пуговицами и узким воротником. Миша тоже уже учился в школе. Он был очень похож на Шайндл. Пока Ольга выходила, чтобы позвать мужчин к столу, Коля и Миша где-то нашли веревочку и принялись играть в колыбель для кошки. Они снимали бечевку друг у друга с пальцев, складывая разные узоры. Ольга схватилась за голову.
137
«Мефицей Таскала» («Распространители Просвещения») — еврейское культурное общество, созданное в России в 1863 г. и просуществовавшее до 1930 г.