— Евино заболевание — совсем не то, что простуда или насморк, — начала я. — Его нельзя излечить так быстро, как хотелось бы, и спешка здесь ничего не даст. При отсутствии достаточно эффективных лекарств лучший лекарь здесь — время. Это именно то, сэр, чего вы не хотите нам предоставить.
— Сожалею, мисс Вингейт. Все это тянется слишком долго. Что касается меня, то я абсолютно убежден — ей уже никогда не станет лучше.
Он обернулся к жене, лицо которой было белее бумаги, пальцы нервно теребили носовой платочек, но глаза были сухи.
— А ты что скажешь, дорогая?
— Я не могу больше видеть ее такой, — едва слышно произнесла она. — Это действительно тянется слишком долго. Если бы бедной моей девочке хоть как-то можно было помочь, я бы никуда не поехала, осталась бы с ней, ухаживала за ней. Но что это даст? Только за последние несколько дней у нее была сильнейшая истерика. Следующий приступ может убить ее. Нет, я не могу этого допустить. Я не могу больше на это смотреть! Господи Боже мой, надеюсь, я не совершаю сейчас самую страшную в своей жизни ошибку. Я считаю, что она должна быть там, где ей будет обеспечен надлежащий медицинский уход. Видимо, это единственное, что мы можем для нее сделать.
Уллис встал и подошел к матери.
— Я согласен, — сказал он, — и хочу добавить, что, по моему мнению, сестра является опасной — и для себя самой, и для окружающих. Я это давно говорил.
— Она совершенно не опасна, — вмешался Ник. — Я хорошо знаю такие случаи. Эти больные никогда не совершают ни убийств, ни самоубийств. Они попросту отключены от окружающего мира, от всего, что в мире происходит, включая смерть, насилие и тому подобные вещи.
— Ну, это выше моего понимания, — сказал мистер ван Дорн.
— Я, конечно, не врач, — снова вмещался Уллис, — но должен сказать, она уже однажды пыталась убить меня. Я никому не говорил об этом, потому что мне тоже хотелось, чтобы она оставалась дома, со своей семьей. Теперь же я вижу, что это невозможно, что бы доктор Рисби нам тут ни говорил.
Мистер ван Дорн посмотрел на золовку.
— А вы что об этом думаете, Гарриет? Вы ведь тоже член семьи.
— Если Ева не опасна для окружающих, я за то, чтобы она осталась дома. Готова дать торжественное обещание: если вы позволите ей остаться, буду делать все, что смогу… заботиться о ней и все такое. Если есть хотя бы малейшая надежда на выздоровление, надо дать ей этот шанс.
— Благодарю вас, — сказал мистер ван Дорн. — Сьюзан, вы что скажете?
Сьюзан опустила голову.
— Благодарю за внимание, дядюшка Сэмюэль, но вряд ли вы прислушаетесь к моему мнению.
Все на мгновение почувствовали неловкость, но тут внезапно заговорила мисс Кемп, о которой до этого почти забыли.
— Это все проклятый дом… над ним нависло зло. Оно висит над домом и проникает внутрь. Оно окружает нас.
— Что за чушь, Этти! Прекратите сейчас же, и чтобы я больше не слышал этой чепухи, — резко сказал мистер ван Дорн. — Мы здесь собрались не для того, чтобы выслушивать всякие сказки о доме и прочую чепуху. Мы здесь для того, чтобы решить судьбу Евы. Я считаю, что решение принято. Этти, проследите, пожалуйста, чтобы к завтрашнему дню приготовили и упаковали вещи мисс ван Дорн. Доктор Рисби, прошу вас больше не заниматься лечением дочери. С этого момента вы освобождены от обязанностей ее домашнего врача. Пожалуйста, пришлите счет, я оплачу. Мисс Вингейт, будьте любезны вернуться к Еве и прислать сюда мистера Тайлера. Да, забыл сообщить: прибыл багаж с вашими вещами, но, вероятно, нет смысла их распаковывать.
— Мистер ван Дорн, — вмешался Ник в этот поток распоряжений, — позвольте попросить вас еще только об одной вещи. Ваша дочь, кажется, мне доверяет. Позвольте мне приехать повидать ее сегодня вечером и завтра перед отъездом. Эти мои визиты будут, разумеется, бесплатными. Я просто хочу, чтобы моя пациентка была как можно спокойнее, отправляясь в психиатрическую лечебницу.
— Разумеется, доктор Рисби, — ответил мистер ван Дорн, — я вам очень благодарен за это предложение.
Задыхаясь от слез, я медленно пошла наверх. Бедняжка Ева, ну почему все так получилось! Теперь уже ей никогда не вернуться к нормальной жизни, к нормальным людям. А тот злодей, который это все устроил… как он, наверное, сейчас торжествует. Да, все кончено для нее. Ее запрут в клинике, мистер ван Дорн, конечно же, обеспечит наилучший уход, но там ей уже никогда не избавиться от страшных тайн и темных воспоминаний. Там ей никто в этом не поможет. В конце концов они возьмут верх, а мозг не выдержит. Если бы все то, что ее сейчас убивает, можно было обсудить открыто, рассмотреть при ярком свете дня… Только Ник мог бы помочь ей избавиться от губительных воспоминаний. Но теперь все кончено… надежды нет.
Но кто же все-таки мог подложить в комнату умирающего кролика? Кто? «Любой из домочадцев», — ответила я сама себе. Можно было незамеченным подняться и спуститься по черной лестнице, и это мог проделать кто угодно. Да, но кому это могло быть выгодно? Если допустить, что в случае выздоровления она могла бы раскрыть чью-нибудь тайну, разве не проще было бы убить ее? Но ее ведь и пытались убить, вспомнила я вдруг; нас обеих пытались убить той ночью. Правда, с тех пор покушений больше не было. Почему?
Я вытерла слезы и, как маску, надела на лицо улыбку, прежде чем открыть дверь в ее комнату. Мистер Тайлер сидел рядом с ней и держал ее руки в своих. Она смотрела вниз, прямо в пол.
— Мистер ван Дорн просит вас к себе, сэр, — сказала я и медленно покачала головой в ответ на его немой вопрос.
Он устало вздохнул, выпустил Евины руки и вышел. Я села рядом с ней. Поздно… все поздно — это была единственная мысль в моей усталой голове.
Глава двенадцатая
За ужином Ева совсем ничего не ела, как, впрочем, и я. Мы, конечно, не говорили при ней о том, что ей предстоит, но у меня было такое чувство, что она это знает. Вообще же эпизод с кроликом, похоже, оказал на нее еще более разрушительное действие, чем мертвая лиса, тогда, в первый день. Она, правда, не стояла в углу, уткнувшись лицом в стену, как несколько дней назад, но странным образом выглядела еще более отрешенной от мира, чем всегда. Я вдруг поняла, кого она мне напоминает — смертельно больного человека, который потерял всякую надежду выжить.
Ник должен был прийти вечером, хотя, честно говоря, я не представляла, что еще можно сделать. Мистер Тайлер был намерен любыми способами оттянуть отъезд. Вряд ли мистер ван Дорн ему это позволит. Даже миссис ван Дорн вела себя так, будто навсегда простилась с дочерью, как если бы Ева уже умерла. Может быть, она была по-своему права.
Ева задремала; я воспользовалась этим и стала упаковывать вещи. Сундук, который прибыл только сегодня, я даже не трогала. Я уже решила для себя, что не останусь в этом доме ни минуты после того, как увезут Еву.
Но что я буду делать потом? Это был вопрос, на который у меня пока не было ответа. Если бы не Ник, я бы скорее всего сразу же вернулась в Нью-Йорк и принялась за поиски нового места. Думаю, найти что-нибудь было бы не так уж сложно. Но теперь… как быть теперь? Ехать в Нью-Йорк, несмотря ни на что… или остаться в этом городе, рядом с Ником? Может быть, даже выйти за него замуж? Видит Бог, этого мне хотелось больше всего на свете.
Но у него свои проблемы. Прочной практики пока нет. С надеждами вернуть Еву в мир нормальных людей, а значит, получить признание в городе и вообще в медицинском мире придется проститься. Более того, неудача с Евой, конечно, сослужит ему плохую службу. Могу ли я, имею ли я право мешать его работе, ставить под удар его карьеру?
С тяжелым сердцем упаковывала я вещи. Нет, мне совсем не жаль было покидать этот старинный дом. Скорее наоборот. Но Ева! Что с ней будет? Сердце рвалось на части.