…Буйствует шторм…Снаружи хляби небесные, разверзшись, топят в беспросветной кипени ливня рангоут с марсами. Поливают мелко дрожащие, «дымящиеся», палубы. Хлещут — в сверкании мигающих огней габаритных прожекторов с гакабортов — по циклопическим надстройкам застывшей глыбы ходовой рубки под «обломком» косо срезанной фок–мачты, по спящим орудийным башням, по поникшим под брезентами пушечным стволам, по кожухам. Фонтанами бьются у комингсов…
…Внутри судна, — куда ведёт их подшкипер с вестовым, — на спар и твиндеках, будто бы успокаивающий полумрак помещений. Уют и нарочитая простота уступленной им каюты судового врача (доктора Павла Ильича Успенского — сокурсника Стаси Фанни по Медико–хирургической!), оставшегося в Салониках. Только не кричащая — вся в резных панелях — помпезность кают–компании. Настороженная тишина в ней. Но и в неё, — приглушенный бесчисленными переборками, отсеками и палубами, — доносится отдалённый но сосредоточенный грозный гул где–то в бездне корабельной утробы работающих и содрогающих идущий крейсер могучих машин. Уют диванов, упирающихся общими спинками в шпангоуты. В мягком свете лампионов и кенкетов под абажурами — усыпляющий уют…А за глухими бортами — невидимые массы бешено несущейся и ревущей воды. Только тёмные пятна редких задраенных иллюминаторов, вальяжным ритмом поперечной качки корабля обсыхающих враз. Разом светлеющих. В них — с пушечным грохотом и волчьим воем отлетающее к корме непроглядье…
…И вновь и вновь тошнотворно медлительный, как кошмар, долгий «взлёт». …Судно будто на дыбы вползает…Вползает…Вползает…Наконец, вползши, зависает в «полёте» гигантской своею железной тяжестью… Замирает… И, — тоже как во сне, — медленно опадает. Обрушивается…Проваливается в пропасть разверзающейся под тяжестью его ревущей пучины…
…А на палубе? На баке, — если преодолеть страх… И если крепко держаться за атлётов–сигнальщиков…Там видно, как взрезая лезвием форштевня летящие навстречу водяные хребты, крейсер, содрогаясь корпусом, проваливается, упруго «ныряя» в их бездонную кипень… И окатываясь горами белесой липкой пены, нёсётся стремительно к невидимому за штормом Югу…
…Стаси Фанни, «высочайше» втянутая в очередное «приключение», переживает вновь все те же знакомые рекламные прелести «великолепного и запоминающегося на всю жизнь приятнейшего морского путешествия…» (так завлекательно сообщалось в раздававшемся пассажирам, — при фантастических дозах разносимой для них дармовой выпивки, — красочном туристическом проспекте новой экспрессной британской межконтинентальной линии). События, что однажды — после японской эпопеи — выпало уже на долю её. Тогда, семью годами прежде, на огромном судне «Эмпресс–оф–Джепен», мотал её чудовищной свирепости девятисуточный ураган в «Тихом» океане по пути из Иокогамы в канадский Ванкувер…
64. Палестина.
…Хмурым, холодным, ветреным утром 16 декабря, — не пытавшись даже (на пути к цели) близко подойти к доброй половине расписанных к посещению, по Одиссее и Илиаде знакомых, греческих портов, — «Богатырь» бросил якоря «в виду» Яффской гавани… Ещё штормило. И белопенные буруны ярились в камнях некогда разрушенных молов…
Здесь видимость таинственности была соблюдена. Но тоже не совсем. Спущенный с палубы на кипящую воду моторный шлюп с «паломниками», — не без урону от тотчас вновь настигшей всех их морской «болезни», прорвавшись меж гигантских гейзеров «взрывавшихся» водоворотов у скальных гряд, — был (под зонтиками) встречен по будничному скромно архимандритом Леонидом (Сенцовым) — главой иерусалимской Русской духовной миссии. И матерью Евфросиньей — послушницею женского монастыря в Горней, подругою младых (дармштадских ещё!) лет В. княгини…
…Далее «паломничество» наших героев во святые места интереса не представляет. Ибо… неделею позднее оно прервалось внезапно и, — конечно же, — без объяснений причин, возвращением Великой княгини на родину…По–видимому, двор узнал о целях поездки Илисаветы Феодоровны. И отозвал её…Но это…в разряде домыслов…Что Стаси Фанни стало известно точно: высокие германские родичи княгини, — прибытие которых в Палестину было обусловлено «проектом», и встретиться с которыми она намеревалась, — …«задержались». (Только осенью 1923 года Стаси Фанни узнала от Вильгельма Иоахима Хеймнитца, что «задержаны они были по немотивированному(!) представлению русского посла в Берлине»). Узнала и то, что не за долго до того, как Великой княгине Елисавете броситься в Сербию а потов в Палестину спасать Европейский мир, Петербург посетил словянский братушка — болгарский царь Фердинанд в параллельной Старому двору попытке мир этот срочно взломать. И уж если не Большой Европейской войной, то ещё одной Балканской наверняка (И это — при ещё не оконченной «2–й Балканской!). Николай Фердинанда не принял. Фердинанд Бросился к Распутину. Распутин, — как нормальный мужик ненавидевший любую войну, — с удовольствием представил Фердинанда Николаю, по определению ненавидевшему всё то что ненавидел и Григорий Ефимович. И Фердинанд, — естественно, понятия ещё не имевший о том, что в 1914 году произойдёт в Сараево, — во свояси возвратился в Софию, где подготовка к будущим Сербским событиям шла уже полным ходом…