Только одна девочка, чья мать незадолго перед тем умерла, ускользнула от облавы, устроенной колонизаторами; ее воспитание было доверено Ангамбе, который сам попросил об этом. Но, несмотря на молчание общины, ей грозила суровая участь, если тайна ее происхождения когда-нибудь откроется. Поспешный брак с человеком, пришедшим откуда-нибудь издалека, был, наверно, ее единственным шансом на спасение. И вот, не дожидаясь, когда она достигнет зрелости, Ангамба выдал ее замуж, вернее сказать — продал одному молодому человеку, который в ту пору часто наведывался в наши края, где продавал разные разности: топоры, мотыги, лопаты и прочий инвентарь, необходимый для полевых работ. Человек этот происходил из племени эбонглонов, которое живет очень далеко от Экумдума, по ту сторону границы, в английской колонии. Этой девочке и суждено было стать твоей матерью. Теперь Экумдуму известна вся эта история. Когда я узнал, что вскоре мне предстоит отправиться на фронт, я не устоял перед желанием в последний раз обнять свою мать. Запасшись документами от военных властей, я всего за каких-нибудь четыре дня добрался до места на попутных грузовиках. Но в Экумдум вошел ночью, чтобы не встречаться ни с кем, кроме своих родных. Вот тогда-то мать и поведала мне, кто ты такой. Один из твоих братьев шаг за шагом проделал тот путь, которым когда-то шла вместе с тобой твоя мать, и, придя в Экумдум, рассказал твою историю.
Но не будем забегать вперед. Даже родив семерых детей — в том числе и тебя, — твоя матушка так и не смогла привыкнуть к новому месту и к нравам в племени мужа. Она так тосковала по Экумдуму, что даже слегка помешалась. Ее пробовали лечить, но безуспешно, показывали то одному, то другому знаменитому колдуну — но все было напрасно. Проведя несколько дней у того, кто брался за ее исцеление, она всякий раз сбегала от него и шла все время в одном направлении. Ее ловили, возвращали мужу, но ей было невмоготу оставаться в том краю.
— Значит, ты знаешь всю ату историю?
— Нет, одни только обрывки. И я не переставал все эти годы так и этак пережевывать их.
— А почему же ты сразу не рассказал мне об этом?
— Потому что все это похоже на кошмар, а о кошмарах лучше не рассказывать. Но слушай дальше. Один из ее детей, самый младший, — это был ты — питал к ней сильную привязанность. Ты убегал вместе с ней, вел бродячую жизнь, полную опасностей и лишений. Вас пытались разлучить, но вскоре заметили, что ты не можешь без нее обойтись, начинаешь томиться и чахнуть. И вот однажды вы снова вместе сбежали, и на этот раз никто не пустился за вами в погоню. Твои родные думали, что вы будете блуждать вокруг да около и не сможете далеко уйти. Когда же по прошествии нескольких лет они решили, что ты достаточно вырос и что теперь тебя можно разлучить с матерью, им не удалось вас найти, хотя они, надо полагать, обыскали всю округу. Но в Экумдум заглянуть не осмелились, боясь, как бы их там не заклеймили позором за то, что они бросили на произвол судьбы мать с ребенком, не сделали для них все, что могли.
— Когда мать умерла, — заговорил в свой черед Мор-Замба, — а умерла она, я думаю, от истощения, мы были уже недалеко от Экумдума. До него оставалось три-четыре дня пути, может быть немного больше, не могу сказать точно: это было так давно и воспоминания мои так смутны. Она ничего не объяснила мне перед смертью, да и не могла объяснить, потому что рассудок ее совсем помрачился. Бедная моя мать! Ее вело в Экумдум какое-то чутье — так ищет дорогу домой заблудившаяся собака. Должно быть, я унаследовал от нее это чутье, потому что, добравшись до Экумдума, я, несмотря на странный прием, который мне там оказали, понял, что именно туда шла она умирать.
— А теперь, брат, нам пора расставаться. Ты должен вернуться в Экумдум. Ты изгонишь теперешнего вождя, примешь по праву принадлежащую тебе власть и изменишь там все. Ты согласен?
— Все изменить… Но как?