Часы пробили четыре. Время ползло с чудовищной медлительностью. Наконец в пять минут пятого прибыл шофер. Подружки чуть не вывалились из окон, следя, как я подкашивающимися ногами переступила бровку тротуара и плюхнулась на сиденье машины.
Втайне я надеялась, что сам маэстро тоже окажется в машине — пусть бы хозяйка пансиона посмотрела! Однако кроме шофера там никого не было. Впрочем, роскошный двенадцатицилиндровый автомобиль и без того привлек всеобщее внимание: обитатели близлежащих домов и ребятишки, сбежавшиеся со всей улицы, плотным кольцом обступили диковинную машину и пассажирку, разряженную в чужие наряды. Только Золушку на этот раз превратила в принцессу не фея, а семь девушек, которые и сами жили бедней бедного.
— Вот и приехали, — сказал шофер, остановив машину у театра. И видя, что я не тороплюсь высаживаться, добавил: — Мне было велено доставить вас к служебному входу.
Эта дверь распахивается перед Ритой Георг, исполняющей главную роль в «Герцогине из Чикаго», перед Гансом Мозером, Губертом Маришкой и прочими участниками оперетты, этим входом в театр пользуется маэстро Имре Кальман.
— Куда это вы разлетелись? — встретил меня у входа чей-то недружелюбный окрик. Старая тетушка Пепи решила не пускать меня дальше привратницкой. — Ах, к маэстро Кальману? Тогда извольте сесть и ждите, пока вас позовут.
И тут я вижу, как ко мне подбираются… кошки. Господи, сколько же их — десять, двадцать! Да уж не меньше полусотни: большие и маленькие, черные и белые. Я перепугалась насмерть.
— Ежели вы боитесь кошек, милая, то уносите отсюда ноги подальше. Кто с моими любимицами не уживется, тому в театре делать нечего.
Коты и кошки осаждали меня со всех сторон, мяукали, терлись об ноги, являя собой реальную угрозу для взятых напрокат чулок.
Время тянулось бесконечно долго, пока наконец у привратницкой не раздался чей-то нетерпеливо-раздраженный голос:
— Тетушка Пепи, что, барышня еще не приходила? — Я с трудом узнала голос Кальмана.
— Как не приходила? Пришла, да только кошек, вишь, она боится.
— Отчего же вы не проводили ее наверх?
— А я почем знала, куда ей надо?
Когда Имре Кальман протянул мне руку, я поняла, что сразу выросла в глазах привратницы.
— Господин директор ждет вас.
Он действительно ждал меня — сам господин Маришка, директор театра и постановщик «Герцогини из Чикаго».
— Скажите, дитя мое, — приветливо обратился он ко мне, — что вы умеете делать? Чем вы занимались до сих пор?
— Снималась в кино, у меня была игровая роль… Вместе с Иго Симом.
— О, это превосходная рекомендация! Я о вас позабочусь. — Господин директор схватил меня за руки и улыбнулся той лучезарной улыбкой, что приходилась на долю его партнерш по сцене или киноэкрану. — Вы молоды и недурны собой. Не беспокойтесь, я возьму вас под свое крылышко.
— Не вздумай расправить свои крылышки, Губерт! — вмешался Кальман. — Девушка находится под моей опекой и для тебя — табу!
— Полно, Имре, чего ты так разбушевался! Я ведь из самых лучших побуждений… Не волнуйся, все будет в порядке. — С этими словами он достал контракт — уже заполненный по всем правилам — и положил его на стол передо мною. По условиям контракта мне причиталось 165 шиллингов — не ахти какой капитал, но Кальман заметил:
— Надеюсь, на житье этого вам хватит.
— Конечно, — ответила я. Главное, мне давали возможность выдвинуться.
Только за комнату в пансионе я должна была платить 200 шиллингов и потому мысленно уже прикидывала, где бы подзаработать недостающую сумму.
— Благодарю, маэстро, — потупясь, добавила я.
— Репетиции начинаются в девять утра, — официальным тоном заявил господин Маришка. — Итак, до свидания, завтра в девять.
— Какая у меня будет роль?
— Роль? Вы зачислены в хор. Полагаю, петь-то вы умеете?
— Нет.
— Ну, тогда будете статисткой.
— Благодарю, — повторила я и удалилась из директорского кабинета. Впрочем, какое там «удалилась» — я летела, не чуя под собою ног. Не то чтобы меня окрылила перспектива разжиться 165 шиллингами: просто подружки в пансионе уже, должно быть, заждались. Визит к директору затянулся надолго, а я рассчитывала вернуться гораздо раньше.
При моем появлении девушки облегченно вздохнули и все семь набросились на меня, поспешно раздевая: одной нужно было платье, другой — чулки, третьей — туфли… Кто-то из них опаздывал на свидание, кому-то предстояло выступать на сцене или отправиться из дому по делам. Они так спешили, что даже к рассказу моему не прислушались толком.