Вена лихорадочно готовилась к очередной музыкальной премьере. В преддверии этого знаменательного события зародилась дружба прославленного композитора и безвестной статистки — юной русской девушки. По утрам Имре Кальман неизменно делился со мной принесенными булочками с ветчиной, а вечером мы вместе ужинали. Конечно, по театру пошли пересуды, однако никто не принимал нашей дружбы всерьез.
Ведь в жизни Кальмана бывали увлечения и посерьезнее. Всего лишь несколькими неделями раньше он поставил на гринцингском кладбище мраморный памятник, изображающий парализованную женщину в кресле-каталке: женщина взирает на кладбищенских посетителей с отрешенностью человека, навеки покинувшего эту юдоль скорби. Имре Кальман увековечил память Паулы Дворжак, близкого ему человека, он самоотверженно заботился о ней с тех пор, как та тяжело заболела, вплоть до последних дней ее жизни.
По Вене давно ходили сплетни и о другом серьезном романе Кальмана. Завязался он не в скромном кафе, а там, где собираются сливки общества: в салоне барона Йозефа Конрада фон Гёцендорфа (двоюродного брата Конрада Гецендорфа, генерала первой мировой войны).
«Бьют барабаны, и трубы трубят…» — такими словами начинается любовная ария из оперетты «Принцесса цирка», посвященная обворожительной баронессе Конрад. «И пара дивных глаз чарующе глядят на вас» — яснее Кальман не мог выразить свои чувства.
Обладательница чарующих очей, выступавшая под своей девичьей фамилией Эстерхази, была прославленной звездой немого кинематографа. Ни для кого не было тайной, что Имре Кальман без ума от графини Агнес Эстерхази.
Знала об этом и я. Знала и о дальнейшем развитии событий: прекрасная графиня развелась с мужем сразу же после того, как Имре Кальман похоронил свою подругу жизни.
так звучит продолжение арии. И теперь уже ничто не препятствовало осуществлению мечты.
«Герцогиня из Чикаго» занимает особое место в ряду оперетт Кальмана: она скорее «американская», нежели классическая венская оперетта. Однако на сей раз автор отнюдь не был настроен так мрачно, как прежде перед каждой очередной премьерой. На первом представлении «Королевы чардаша» он буквально сбежал от публики и журналистов. Лишь после четырехдневных поисков друзья набрели на его след и смогли сообщить ему радостную весть: вся Вена «заболела» новой опереттой.
Теперь же Кальман беззаботно смеялся:
— Верушка, завтра премьера!
— Как же, знаю. Приехала ваша красавица графиня Эстерхази.
— Да, приехала… — Он задумчиво смотрел на меня. — Вы проведете со мной завтрашний вечер?
— Пока еще не решила.
Я прекрасно знала: семейство Кальман и во сне мечтает о его браке с прекрасной графиней.
В тот день я впервые получила свое жалованье — договорные 365 шиллингов. Лазоревое шелковое платье вдруг показалось мне ненавистным. Я обошла несколько магазинов, купила себе новый наряд — в бежевой гамме (бежевый цвет с тех пор терпеть не могу!). Направилась было в обувной салон за подходящими к нему туфлями, а деньги-то, оказывается, уже все!
— Ведь это вы, кажется, поставляете обувь для нового спектакля в театре «Ан дер Вин»?
— Совершенно верно.
— Я тоже играю в этой оперетте — главную роль в третьем акте. Мне очень нужны туфли… Первого числа я с вами расплачусь.
— Э-э, нет! — подбоченясь, язвительно ответила хозяйка салона. — В кредит мы никому не продаем.
— Я вас очень прошу… — сделала я еще одну попытку.
— Нет! — решительно отрезала владелица, а я на этот раз не располагала поддержкой Кальмана.
Новым туалетом я обзавелась, а туфель к нему у меня не было. Вдруг Кальман после премьеры пригласит меня, втайне надеялась я. Пришлось одолжить туфли у своей подруги Нины. Достаточно напихать ваты в мыски, и туфли будут совсем впору.
«Обувка дареная, обувка долженная и дружбу растопчет», — гласит русская пословица.
В театре «Ан дер Вин» 1336 мест. Столько зрителей и пришло на премьеру. Впрочем, народу набилось больше, нашлось немало охотников даже постоять.
Я должна была выступать лишь в третьем акте, но уже во время первого была загримирована и одета. Слоняясь без дела, я забрела в привратницкую и увидела в пепельнице три окурка от сигар. Я знала, что лишь один-единственный человек имел обыкновение курить там сигары, однако на всякий случай спросила у тетушки Пепи: