Насколько легкомысленно и игриво звучит в оперетте мелодия «Поедем в Вараздин», настолько серьезным человеком и глубоким меланхоликом был в жизни ее автор…
Когда я в результате хронического недоедания и обитания в нетопленой комнате подхватила катар верхушек легких, Кальман страшно перепугался и тотчас же потащил меня к врачу. Об этом эпизоде он сообщал моей матери так: «Ей проделали обследование, и мне хотелось бы на несколько недель, а то и месяцев отправить ее в санаторий, чтобы она могла полностью излечиться от болезни. И чтобы забыла меня…» Кальман не преминул обосновать эту свою мысль: «Уж очень велика между нами разница в возрасте…»
Возраст Имре Кальмана в ту пору приближался к пятидесяти, я же еще была почти девчонкой. Во всяком случае, так чувствовал он сам и потому решил устраниться с моего пути. Он был слишком серьезным человеком, чтобы витать в грезах подобно героям собственных оперетт. Однако оказался способен на такие же благородные, самоотверженные порывы, как Мистер Икс из «Принцессы цирка» или Тасило из «Марицы». Любой из этих героев мог бы произнести те слова, какие сказал мне Кальман:
— Собственно говоря, в личной жизни мне всегда не везло. Я продолжаю свой прежний путь — жизненный путь одинокого человека…
ГЛАВА ВТОРАЯ
1882–1907. ГОДЫ ЮНОСТИ, БЕДНОСТИ;
С БЕРЕГОВ БАЛАТОНА ДО БУДАПЕШТА
«Илушка, Розика…»
Дом Кальманов днем и ночью был заполнен детским смехом, плачем, гомоном. Автор «Марицы» серенадой в честь дня рождения увековечил память трех своих сестер: Розики, Милики и Илонки. В первые годы жизни он наверняка не чувствовал себя одиноким. Ведь к тому времени, как Имре появился на свет (в 1882 году), в семье было уже двое детей: Бела и Вильма.
Где он родился, нам известно точно: в Шиофоке, курортном местечке на берегу Балатона, крупнейшего озера Венгрии и одного из крупнейших в мире.
Сомнительна — а по мнению некоторых исследователей, и доныне не установлена — точная дата его рождения. Теперь это и нельзя установить с точностью. Несомненно одно: члены семьи, акушерка и соседки собрались вокруг постели роженицы вечером 24 октября, а волнующее событие свершилось ровно в полночь. Один из дядюшек новорожденного, проявивший среди всеобщей суматохи наибольшее самообладание и взглянувший на часы, определил, что уже наступило 25 октября. Однако если верить часам отца семейства господина Кальмана, то до полуночного часа оставалась еще одна минута. И поскольку за отцом сохраняется неоспоримое право верить собственным часам, днем рождения маленького Имре было признано 24 октября.
Родители его были счастливы в браке; отсюда и задушевные отношения Имре с отцом и матерью, отсюда и тесная спаянность братьев и сестер.
В первые десять лет жизни Имре семья не знала забот. Отец его был добропорядочным буржуа, жили они хоть и небогато, но вполне прилично, держали прислугу и кухарку, к голосу господина Кальмана прислушивались в местной Управе. Именно в его доме в середине 1880-х годов было создано акционерное общество, поставившее своей целью Развитие Шиофока. Члены общества планировали развернуть крупное строительство, а вскоре и взялись за дело. По соседству с домом Кальмана был выстроен летний театр, позднее завершилось строительство ипподрома.
Четырехлетний Имре поклонялся «храму искусств», выросшему по соседству. Если он находился не в театре, то, значит, его можно было найти дома, в музыкальной комнате. Забившись под рояль, он слушал, как разыгрывала музыкальные экзерсисы его сестра Вильма. Старшие дети Вильма и Бела — явно обладали музыкальными способностями. В 1886 году Вильма разучила Вторую венгерскую рапсодию Листа. Маленький Имре столь основательно усвоил это произведение великого венгерского композитора, что мог напеть его по памяти.
Тем летом в доме Кальманов жил концертмейстер будапештской Оперы и филармонии профессор Лидль. Почтенный господин, часами простаивавший со своей скрипкой перед нотным пюпитром, произвел огромное впечатление на Имре; мальчуган без устали наблюдал за музыкантом через окошко.
— Ступай прочь! — сердито прогонял его маэстро и, увидев, что мальчик снова прокрадывается к своему наблюдательному посту, пожаловался наконец на него отцу.