До него доносились резкие, горячие команды Хониева:
— Приготовить гранаты! Штыки — к бою!
Фашисты, казалось, вот-вот достигнут окопов, в которых укрывались отделения первой роты, как вдруг по ним откуда-то издали, справа, словно задыхаясь от спешки, застрочил максим. Ему стал вторить другой станковый пулемет.
Вал немецкой атаки покатился назад и опал — землю устлали трупы фашистов, уцелевшие вынуждены были залечь, а над ними роились свинцовые пчелы.
— Товарищ лейтенант! — не выдержав, крикнул Токарев. — Наши! Это наши подходят!
И от окопа к окопу полетело: «Наши идут! Наши!» Никто не сомневался, что это подразделения полка пришли на помощь батальону Орлова. Так же полагал и Хониев, ведь батальон все станковые пулеметы оставил на дороге…
У бойцов словно крылья выросли, даже раненые, забыв о боли, воспрянув духом, вступили в бой с фашистами.
Еще когда немцы лезли на их окопы, у Хониева все бурлило внутри, его жгло желание — поднять роту в контратаку. Калмыки — дети степей, и у них буйная кровь. Но их с детства учат и сдержанности. И Хониев уговаривал себя: «Не горячись, не теряй голову, немцы превосходят твою роту числом, пусть бойцы уничтожают их, закрепившись в окопах».
Жажда атаки вспыхнула в нем с новой силой, когда максимы прижали немцев к земле. Но и тут он взял себя в руки, и только как-то страстно, надрывно командовал:
— Огонь, огонь по фашистам! Бей их, гадов ползучих!
Над окопами пролетели немецкие мины, разорвались там, откуда били максимы. Скорее всего, в стороне от них, потому что пулеметы все продолжали поливать свинцом залегшие немецкие цепи.
Противник усилил минометный огонь.
— Токарев! — крикнул Хониев. — Где там у них минометы? Ты их не видишь?
— Я их сразу засек, товарищ лейтенант!
— Что же ты медлишь? Стреляй по этой сволочи! Не то от наших максимов мокрое место останется.
— Сейчас, сейчас, товарищ лейтенант, — откликнулся Токарев и спустя мгновение победно замахал рукой, — Товарищ лейтенант, ваше задание выполнено, уничтожены расчеты двух фашистских минометов!
— Руку убери! — предупредил его Хониев. — Отстрелят! — И недоверчиво переспросил: — Двух, говоришь?
— Так точно! Мне наши пулеметчики, видать, подсобили. А может, Мамедов в них угодил. Вон он обнялся со своим пулеметом, оторваться от него не может…
Казалось, все пространство над немцами и над ротой Хониева было заполнено свинцом. От свиста пуль закладывало уши…
Токарев не преминул похвастаться:
— Я, товарищ лейтенант, уложил уже не меньше тридцати фашистов! Целый взвод!
— Ну-ну! — одернул его Хониев. — Математик! Ох, Андрей, любишь ты заливать…
— Точно, товарищ лейтенант!
Хониев рассмеялся:
— Что «точно»? Что ты врать мастер?
— Да нет. Точно, что я подбил тридцать штук, как куропаток.
Немцы больше не пытались атаковать.
К Хониеву подбежала запыхавшаяся Римма:
— Товарищ командир! Капитан Орлов… ушел.
— Как ушел? Он же был в тяжелом состоянии.
— Ну да. Я думала, он и пошевелиться не в силах. Отошла на минутку, вернулась, а его уже нет.
— Куда же он ушел?
— Не знаю…
«Наверно, услышав пулеметные очереди, поспешил навстречу подкреплению, — подумал Хониев, снова и снова восхищаясь Орловым. — Какое мужество, какая сила воли! Прямо — наш батыр Хонгор!»
— Товарищ командир! — раздался рядом с ним голос Мити. — А где сержант Данилов? Я ему патронов набрал…
Хониев вскинул голову, лицо его озарилось радостью:
— Митя!.. Ты… Живой?
Митя стоял, подтягивая левой рукой спадающие брюки; заправленную в них рубаху распирало от индивидуальных пакетов, которые Митя натолкал за пазуху; на левой руке у него висели тяжелые противогазные сумки с патронами.
Вопрос Хониева словно обидел его:
— А я еще не собираюсь помирать.
— Как же твоя фуражка в реку попала?
— А, вот вы о чем! Вы ее, значит, видели? Фуражка у меня с головы сорвалась, когда я в воронку падал…
— Ты, гляжу, побывал в переделках… — Хониев нахмурился. — Напугал ты меня. Беречься надо! «.
— А-а! — Митя беспечно махнул рукой. — Так где отделение Данилова?
— Вон там они, — показал Хониев. — Прошу тебя, братец, проявляй хоть минимум осторожности. Сними каску… с кого-нибудь из погибших. Ну, иди, твои патроны как нельзя кстати.
В пылу сражения никто и не заметил, как село солнце.
Хониев не чаял, когда наконец наступит спасительная ночь. Непрерывные бои, не прекращавшиеся ни на минуту, совсем измотали его роту. Людей в роте мало, каждому приходилось сражаться за двоих, сам Мутул еле держался на ногах. А что их ждет впереди — неизвестно. Максимы примолкли, где Орлов, он не знал, подкрепление, которого все теперь с нетерпением ждали, все не подходило. Ребятам надо хоть немного отдохнуть, иначе они не выстоят перед новыми вражескими атаками. Пока немцы не возобновляли наступления и стрельба поутихла. Поспать бы сейчас… Голова была тяжелая как свинец, и веки слипались. Хониев провел по горячему лбу и глазам ладонью.