— Что с вами, товарищ командир? — обеспокоенно спросила Римма.
— Ничего. Просто устал… Риммочка, пройдитесь-ка по отделениям, наверно, есть раненые…
Когда она ушла, Хониев некоторое время смотрел в темноту. Во рту у него горело, губы пересохли. Мучала жажда. Взяв флягу, он пополз к Колотовке. Услышав треск кустов, немцы открыли стрельбу, вода забулькала под пулями. В небо повисли осветительные ракеты, разлив вокруг себя мертвенную белизну. Хониев затаился в камышах. Немцы держат их позиции под прицелом, нечего и надеяться, что они подпустят кого-нибудь к воде. Мутул вернулся в свой окоп. Откуда-то слева до него донесся голос Мамедова:
— Эй! Кто умеет стрелять из орудия? Ко мне!
Хониев не знал, что и думать. Какое еще орудие, откуда оно взялось? Все-таки он скомандовал:
— Данилов! Токарев! Бегите к Мамедову! Разберитесь, что там произошло.
Как оказалось, на Мамедова, заплутавшись в темноте, наткнулся немецкий расчет, толкавший перед собой орудие. Мамедов сперва посчитал, что это пушка из полковой батареи. Сердце его забилось обрадованно: вот она, долгожданная подмога! Но чем пристальней он вглядывался, тем больше недоумевал: «Черт! Винтовки у них короче наших. И каски не такие, как у нас». И тут в голову ему ударило: немцы!.. Непонятно было, как они здесь очутились, видно, отбились от своих, как овцы, заблудившиеся в буран. Но так или иначе, а враг, вторгшийся в расположение их роты, особенно опасен. Что делать? Сообщить о случившемся лейтенанту? Он, Мамедов, только потеряет время, да и нельзя упускать фашистов.
И, до боли закусив губу, Мамедов решительно нажал на гашетку пулемета.
Немцы были так близко, что он многих скосил первой же очередью; послышались стоны, вопли, — наверно, крики о помощи. «Погодите, я вам сейчас помогу… поскорей на тот свет добраться!» — в ярости думал бакинец, выпуская очередь за очередью. Крики стихли. Мамедов встал, подошел к орудию, вокруг которого валялись трупы фашистов, с любопытством оглядел пушку и вот тогда-то и крикнул, чтобы к нему поспешил кто-нибудь, кто умеет обращаться с орудием.
Не успел Хониев отправить к нему Данилова и Токарева, как перед ним словно из-под земли вырос Синицын:
— Товарищ лейтенант, разрешите доложить…
Хониев, сдвинув брови, прервал его:
— Погоди! Куда это ты запропастился со своими бойцами? Ты знаешь, что полагается за такие фокусы? Ты ведь командир отделения. Как же ты мог бросить его на произвол судьбы?
Торжествующее выражение постепенно сползало с лица Синицына, он растерянно пробормотал:
— Товарищ лейтенант! Мы решили проявить инициативу…
— Вот она где у меня, твоя инициатива! — Хониев провел ребром ладони по горлу. — Немцы атаковали твое отделение! Если бы не максимы, которые вовремя по ним ударили…
Синицын снова просиял:
— Так это же мы, товарищ лейтенант!
— Что — вы?
— А мы видели, как немцы на нас жмут… Ну, прокрались к дороге, к нашим бричкам, сняли с них два максима да и вжарили по немчуре.
— Погоди, погоди… — Взгляд у Хониева был уже не таким суровым. — Так это вы били из максимов?
Синицын не понял, почему в тоне лейтенанта прозвучало некоторое разочарование; потерев ладонью нос, сказал:
— А кто же еще?
— А мы-то думали… — Хониев вздохнул: — Ладно. Вы здорово выручили нас.
— Два максима, товарищ лейтенант! — зачем-то повторил Синицын, выставив перед собой два пальца. — А отделения я не бросал, оставил заместителя.
— Ладно. У меня есть все основания задать тебе добрую взбучку. Мы все из-за тебя были — как на лезвии ножа. Но ты же нам и помог остановить немцев. Как вам удалось к дороге-то незаметно пробраться?
— А где змее не проползти, там русский солдат пройдет! — отчеканил Синицын.
— Ну-ну…
Хониев все-таки не удержался от улыбки и, шагнув к Синицыну, притянул его к себе, крепко обнял.
Довольный и смущенный, Синицын проговорил:
— Теперь у нас есть пулеметы…
— Вроде и орудие появилось.
— Ну да? Так мы можем гнать немцев до самого Берлина!