— Синие как небо.
— А волосы?
— Черные как деготь…
— Она наша, элистинская?
— Нет, из поселка Башанта. А сейчас в Элисте работает.
— Береги эту фотографию, Андрей. Спрячь ее в карман гимнастерки, поближе к сердцу.
— Товарищ лейтенант, а вы элистинскую рощу помните?
— Мне ее никогда не забыть. Там я нашел свое счастье. Там мы с Нюдлей встречались.
— Вот здорово! И я с Таней бывал там…
— Я даже стихи сочинил про эту рощу. Вот послушай:
— Точно! Она по ночам многим влюбленным приют давала…
— В этой роще я и сам себя крылатым чувствовал — рядом с Нюдлей. Сильным, способным на любой подвиг. Я готов был для нее достать с неба самую яркую звезду.
— А мы думали, вернусь я в этом году из армии, и мы распишемся. Хоть бы к осени кончилась война!..
— Может, и кончится.
— И тогда в Элисте закачу я такой свадебный пир, что все ахнут. И заявится ко мне на свадьбу мой командир товарищ Хониев, с тремя уже кубиками в петлицах, с боевыми орденами на груди, и командирские сапоги на нем будут излучать черное сияние, а ремень при каждом движении скрипеть, как новое седло на горячем коне…
У Хониева загорелись глаза, губы тронула добрая улыбка:
— А почему бы этой мечте и не сбыться, Андрей? Раз твоя Таня элистинская, так она обязательно тебя дождется!
— Спасибо, товарищ лейтенант. А хотите, я ее письмо покажу? Она мне недавно его прислала… Нет. Давно. Еще в Забайкалье…
— Да что ты в такой темноте увидишь?
— А я его наизусть помню.
— Нет, Андрей. Потом. И так мы с тобой заболтались. Ну-ка, погляди, что там с погодой?
Они выбрались из своего «шалаша» наружу.
В лесу было темно — хоть глаз выколи, как будто уже наступил вечер. Да он уже и близился, а дождь все не переставал; правда, гроза ушла, гром перекатывался где-то вдалеке.
К Хониеву подбежал Шевчук с каким-то бойцом — в ненастной мгле трудно было разглядеть, кто это.
— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант?
— Слушаю вас, младший сержант.
— Вот этот боец… Он не из нашего батальона. Я обхожу отделение… А он лежит в окопчике, с самого края. Когда мы сюда прибыли, я его что-то и не приметил.
— А я за деревьями спрятался! — сказал боец, потирая правой рукой нос, совсем мокрый от дождя.
У Хониева глаза полезли на лоб:
— Синицын?! Как вы здесь оказались?
— А я вместе с вашим взводом на одной из танкеток приехал.
— Кто вас на танкетку посадил?
— А никто. Я… это… сам, по своей инициативе.
— Ох уж эта мне ваша инициатива! Не в ту сторону она направлена. То вы во время налета примчались к нам сломя голову…
— Так я ж стрелял по фашистским коршунам!
— Ну, стреляли. Молодец. А какого черта вас сюда принесло?
— А я услышал, что вы навстречу фашистам отправляетесь. Ну… это… тоже захотел с немцами силами помериться. Отдал поварешку своему помощнику, припустил к вам и — на танкетку…
— Ох, Синицын, Синицын, — покачал головой Хониев. — Ну что мне с вами делать?
— Как что? Оставить в вашем взводе. Очень вас прошу, товарищ лейтенант! Я так буду с фашистом драться!
— Синицын, я не девушка, чтоб меня уговаривать. И не в моей власти зачислять кого-то в свой взвод. Да и зачем мне недисциплинированные бойцы?
Синицын быстро-быстро замигал белесыми ресницами:
— Почему ж это я… недисциплинированный? Я воевать хочу!
— Каждый сражается с врагом на своем месте. Ваше место — у походной кухни. Накормить бойцов, идущих в бой, не менее важно, чем стрелять во врага. Вы ж, наверно, свой батальон голодным оставили?
Хониев произносил какие-то сухие, строгие, общие слова, а сам поглядывал на Синицына с явной симпатией. Ему вспомнилось, как после разговора с ним в роще под Ельней Синицын уже не расставался ни с каской, ни с винтовкой, как стрелял он по фашистским самолетам вместе с его взводом, как заботился о том, чтобы он, Хониев, и его ребята, хотя они и из другого батальона, всегда были обеспечены едой, как принес ему кусок баранины…
А Синицын, судя по всему, не испытывая особых угрызений совести, оправдывался:
— Товарищ лейтенант! Так мой помощник, Медведев его фамилия, готовит и суп, и кашу лучше, чем я, Вот его место — у котла. А мое здесь, с вами.
— Это ты так решил?
— А что? Я ведь метко стреляю.
— Что ж тогда тебя в кашевары определили, а не в строевую часть?